Робин Хобб - Магия отступника

— Я пойду за ним. Я его верну, — пообещал мальчик-солдат обмякшей, насколько позволяла ей привязь, Оликее, уставившейся в пространство невыразительным взглядом. — Оликея, послушай меня. Я пойду за ним и верну его. Все будет в порядке. К вечеру он будет уже с нами, у очага.

Семпайли подошел и бронзовым ножом принялся пилить неподатливую ткань. Мальчик-солдат был рад увидеть, что этот кормилец остался с ним. Когда накидка поддалась. Оликея обессиленно сползла по стволу и распростерлась на земле.

— Отнеси ее в хижину — приказал мальчик-солдат Семпайли.

Тот поднял Оликею на руки, словно невесомую. Мальчик-солдат последовал за ними и проследил за тем, как кормилец уложил ее на мою постель.

— Семпайли, еды и воды, — сухо распорядился он и сел рядом с неподвижным телом Оликеи.

— Оликея, ты слышала, что я сказал?

Шевелился лишь ее рот. Как если бы остальная часть ее лица умерла.

— Ты не сможешь его вернуть. Он ушел в танец. Он бежал к нему, он хотел уйти. Ты не сможешь его вернуть. Он дотанцуется до смерти еще до окончания зимы. Или ты не видел его лица, не видел, как магия пылает в нем, словно факел? Она поглотит его изнутри. Ликари, Ликари….

Мальчик-солдат произнес глупые слова — те же, что сказал бы на его месте я сам.

— А я и не думал, что ты о нем так уж тревожилась.

Оликея вдруг застыла еще более неподвижно. На миг мне померещилось, что его слова ее убили. Затем ее лицо ожесточилось.

— Что хорошего в том, чтобы любить кого-то? — резко спросила она меня. — Ты лишь теряешь его.

Мальчик-солдат уставился на Оликею. Он был поражен не меньше моего. Мне всегда казалось, что Оликее нет дела до сына. Мы оба были уверены, что ее нежность вызвана лишь интересом к могуществу великого. Она казалась бессердечной женщиной, с которой можно иметь дело, лишь будучи столь же отстраненным. А теперь стало ясно, что ее сердце разбито, и очень давно. Именно это сделало ее столь вспыльчивой и грубой.

— Принесите мне еды немедленно, — поднявшись на ноги, резко обратился мальчик-солдат к остальным своим кормильцам. — Еще теплую одежду и крепкие сапоги. Я отправляюсь за Ликари.

Ни один из них не сдвинулся с места. Они лишь переглядывались и молчали.

— В чем дело? — жестко спросил мальчик-солдат.

Семпайли что-то помешивал в стоящем на огне горшке. Даже он не повиновался приказу.

— Они знают, что это бесполезно. Как и я. Ты называешь себя одним из нас, ты даже отметил себя как одного из нас, но о некоторых вещах ты все еще думаешь как гернийцы. Ты все еще говоришь как гернийцы.

Эти слова мальчик-солдат хотел бы сейчас услышать в последнюю очередь. В нем закипал гнев от того, как Оликея оскорбила его. Однако, с достойным восхищения самообладанием, он сдержался.

— Тогда объясни мне, чего именно я не понимаю?

— Он не захочет вернуться.

— Я поговорю с ним.

— Он не услышит тебя. Ты ведь был там, когда Дэйси пришла в лагерь Кинроува. Почему, как ты думаешь, она пришла с воинами и холодным железом? Ты что, так и не понял — пока она не прервала танец, никто из танцоров не захотел бы уйти. И даже после того, как она остановила его и танцоры очнулись, даже тогда некоторые предпочли остаться. Разве ты сам не ощутил, как завораживает танец? Если бы я не кричала тебе, если бы ты уступил ему, танец и сейчас бежал бы по твоим жилам.

— Но я слышал твой крик. И когда ты закричала, понял, что в глубине души не хочу уходить.

— Значит, магия не призывала тебя к танцу, но лишь приглашала. Вот ты и смог отказаться. Но Ликари призван. Он ушел, потому что был должен, — ведь стоило танцу его коснуться, он не мог уже думать ни о чем другом. Или ты полагаешь, что другие не пытались удержать собственных близких? Они бежали за ними, тащили обратно, привязывали. Бесполезно. Те продолжали танцевать, не слыша уговоров любимых и детей, ничего не видели, не ели и не спали, пока им не позволили войти в танец.

Где-то на середине этой речи на ее глазах выступили слезы. Они струились по щекам, пока она говорила, и голос ее охрип. С последними словами у нее перехватило дыхание. Оликея встала, умолкшая и опустошенная. Даже слезы постепенно иссякли, словно внутри у нее не осталось совсем ничего.

— Я пойду к Кинроуву и скажу, что он должен освободить Ликари для меня.

— Я предполагала, что у тебя может возникнуть подобное желание.

Не успев обернуться, мальчик-солдат уже знал, кто пришел. Он ощутил неприятную щекотку железа. Вооруженный мечом человек должен был находиться неподалеку, возможно прямо за дверью. Дэйси, суровая и непреклонная, стояла в проеме. Однако на миг мне почудился отсвет удовлетворения, промелькнувший в ее глазах. Ярость вскипела в крови мальчика-солдата, но он вновь ее смирил, пытаясь говорить рассудительно.

— Я не ожидал, что Кинроув будет призывать моих кормильцев.

Она вскинула бровь.

— Меня это тоже удивило. Но возможно, напрасно. Ему не за что особенно любить тебя. Может быть, он счел по-своему справедливым забрать у тебя то, что ты не рассчитывал потерять в этой игре.

— Игре?

— В нашей войне с захватчиками.

Дэйси вошла в хижину, направилась к креслу у очага и без приглашения устроилась в нем, удовлетворенно вздохнув. Ее кормильцы остались стоять у входа. Снаружи ждал воин с железом. Ожидала ли она, что хозяин дома рассердится и ей будет не обойтись без охраны?

— Я хочу вернуть малыша — прямо сообщил мальчик-солдат.

Дэйси рассмеялась. Без злорадства: так мог бы смеяться кто-то, увидевший, как ребенок в конце концов осознает последствия собственной глупости.

— Не кажется ли тебе, что все мы хотели бы вернуть своих любимых? Ну, по крайней мере, у тебя есть возможность его вернуть.

— Ты хочешь сказать, если я отправлюсь к Кинроуву, тот его отпустит?

— О, я весьма в этом сомневаюсь.

Она нетерпеливо махнула рукой в сторону моих кормильцев, и те, кроме Оликеи, словно бы опомнились от чар. Они пришли в движение: одни принялись подбрасывать дрова в очаг, другие — готовить пищу. Дэйси поуютнее устроилась в кресле.

— Как я уже говорила, ему не за что тебя любить. Возможно, он получил особенное удовлетворение, забрав нечто важное для тебя. Возможно, ты знаешь, что у Кинроува нет детей. И когда он увидел, что ты заботишься о мальчишке так, словно тот приходится тебе сыном… Возможно, он счел, что ты заслуживаешь того, чтобы потерять радость, которой ему самому не было дано.

— Ты знала, что он призовет Ликари.

Она чуть склонила голову набок.

— Я подозревала, что он попытается. Я не представляла, окажется ли мальчик уязвимым.

— Однако решила меня не предупреждать, — холодно заметил мальчик-солдат.

— Совершенно верно.

Мои кормильцы принесли ей блюдо с едой. Дэйси задумчиво оглядела ее и выбрала ломтик копченой рыбы. Такой же поднос поставили передо мной. Мальчик-солдат даже не посмотрел в его сторону, ожидая продолжения. Оно прозвучало, но лишь после того, как Дэйси облизала пальцы.