Робин Хобб - Магия отступника

Я проследил за ее взглядом и увидел мальчика, застывшего в благоговении на обочине дороги. Он смотрел на проезжающие мимо войска. Его лицо сияло, а рот был слегка приоткрыт. Последний ряд всадников заулыбался при виде мальчишеского восхищения, а ближайший к нему солдат козырнул ему, и Сем подпрыгнул от восторга.

— Он выглядит в точности как ты, — заметила Эмзил, вернув меня с небес на землю.

— Кто? Тот солдат?

— Нет. Сем. Смотрит на них так, словно его сердце готово выпрыгнуть и побежать следом. — Она тихонько вздохнула. — Тебе стоит разнообразить истории, которые ты ему рассказываешь, Невар. Или как-то объяснить, что только сын солдата может стать солдатом.

— Это не всегда верно — возразил я, вспомнив сержанта Дюрила. — Один из лучших солдат, которых я когда-либо знал, на самом деле был сыном сапожника.

— Ты сам сын военного, — мягко проговорила Эмзил.

— А теперь работаю на скотовода, — спокойно ответил я.

— Но тебе не следует этим заниматься, — заметила она.

Я фыркнул и пожал плечами, а Эмзил крепче сжала мою руку.

— Думаешь, я никогда не слышала, как Эпини и Спинк говорили о тебе и твоих мечтах о карьере военного? Они часто обсуждали, как хорошо было бы, если бы ты вернулся в Геттис, очистил свое имя и служил вместе со Спинком. Кажется, они не могли себе представить, что ты станешь кем-то, кроме офицера каваллы.

— Это осталось в прошлом, — возразил я.

— Почему? Почему ты не можешь поступить на службу здесь? Под собственным именем — им ты прежде не подписывался. Не думаю, что ты надолго останешься простым солдатом. Возможно, тебя не сразу повысят до офицера, но, даже если ты никогда не поднимешься до чинов, на которые мог рассчитывать по праву рождения, ты все равно исполнишь свою мечту.

— Эмзил…

— Не считаешь же ты, что я не понимаю, насколько это важно?

— Я подумаю об этом, — спокойно ответил я.

И не соврал, поскольку теперь я уже не мог об этом не думать. Мы забрали Сема и направились обратно в Глухомань. Поездка вышла тихой: дети заснули в повозке, а я погрузился в собственные мысли.

— Что тебе мешает так поступить? — неожиданно спросила Эмзил за ужином парой дней позже.

— Страх, — кратко ответил я.

Мы заметили, что дети прислушиваются к разговору, и не стали его продолжать.

— Чего ты боишься? — спросила Эмзил уже позднее, ночью, когда мы прильнули друг к другу в постели.

Я вздохнул.

— Когда мой отец отрекся от меня, он был очень зол. И последователен. Он разослал письма командирам многих фортов, дав им знать, что лишает меня права пользоваться его именем.

— Однако ты все же сумел поступить на службу в Геттисе.

— О да. Эту возможность он мне оставил, написав, что не будет возражать, если они согласятся взять меня на службу. Но даже так я должен был воспользоваться другим именем. Своего он меня лишил. — Я снова вздохнул. — Эмзил, я не хочу больше жить в этой тени. Я не хочу поступать на службу как потерпевший неудачу сын, от которого отрекся отец.

Она долго молчала, и я даже подумал, что она заснула. Но ошибся.

— Но ты и так живешь как потерпевший неудачу сын, от которого отрекся отец, — тихо заметила она, смягчив резкость слов нежным объятием. — Тебе стоило бы с этим завязать.

Потом она поцеловала меня, и еще некоторое время я ни в чем не терпел неудач.

Через месяц я вернулся в Менди проверить, не пришли ли ответные письма. Эмзил поехала со мной, молчаливая, но дрожащая от нетерпения. На коленях у нее лежали два бережно завернутых в бумагу платья, которые она сшила. Эмзил собиралась показать их портным в Менди, чтобы выяснить, не возьмет ли кто-то из них ее помощницей. Кара и Сем сжимали в кулачках по паре драгоценных медных монеток, которые им позволено было потратить. А Диа спрятала свои в крошечную сумочку, сшитую для нее Карой. Я оставил их заниматься своими делами и направился в знакомую лавку.

Хозяин взял с меня три пьюта за то, что хранил мою почту, и я посчитал эту сумму чрезмерной, пока он не вытащил из-под стойки стопку конвертов, аккуратно перевязанную бечевкой.

— Вы пользуетесь популярностью, — заметил он, и я ошеломленно согласился с ним.

Я вышел из лавки. На другой стороне улицы виднелся навес, где продавали сладкий чай и выпечку. Чувствуя себя виноватым в потворстве собственным прихотям, я отдал одну из монеток, заработанных тяжким трудом Эмзил, за чашку чая и кекс с изюмом. Затем, собравшись с духом, принялся разбирать почту. Пять пухлых конвертов пришли от Эпини, еще два — от Ярил, причем одно из них было отослано из Старого Тареса.

Странный трепет охватил меня, пока я вертел в руках письма. Хотел ли я вскрыть их, распахнуть дверь и впустить прежнего Невара? На миг я задумался о том, чтобы разорвать письма и развеять клочки по ветру. Я мог бы уйти от того Невара, как ушел от мальчика-солдата. Мы с Эмзил вместе начали новую жизнь. Хочу ли я рисковать ею? Потом я решил, что уже это сделал, отправив письма Эпини и Ярил. Вздохнув, я тщательно разложил почту в хронологическом порядке и вскрыл первое послание.

Его автором оказалась Эпини. На семи плотно исписанных страницах она рассказывала о том, как переживала обо мне и какая суматоха поднялась в Геттисе в ночь нашего побега. Тайбер действительно к ним заглянул и так ее встревожил, что она за ужином совсем не могла есть. Как и сказал мне разведчик, командование фортом принял капитан Горлинг, и в Геттисе стало заметно спокойнее. Они со Спинком были рады узнать, что у нас с Эмзил все хорошо. Они ужасно скучают по детям и интересуются, продолжаю ли я занятия с Карой и Семом. На двух страницах она подробно излагала, чему именно мне следует их учить, и лишь после этого упоминала, что получила несколько чудесных писем от моей сестры, наслаждающейся поездкой в Старый Тарес и близко сошедшейся с матерью Эпини и ее сестрой. Письмо заканчивалось настоятельным указанием: я должен немедленно отправить ей ответ с подробным рассказом о нашей жизни. Я улыбнулся и отложил его в сторону.

Второе письмо пришло от Ярил. Сначала она упрекала меня в том, что я так долго не давал о себе знать, а потом извинялась за краткость собственного ответа. Она собирает вещи, чтобы отправиться в гости к тете Даралин и кузине Пуриссе в Старый Тарес. Дядя Сеферт намерен задержаться в Широкой Долине. У него сложилось впечатление, что так он может помочь брату, да и должен же кто-то присмотреть за поместьем во время всех этих событий, связанных с найденным поблизости золотом (она полагает, что кузина Эпини сообщила мне об этом, и не хочет утомлять меня скучными подробностями). Похоже, отцу и в самом деле стало легче с приездом дяди Сеферта. Тот полагает, что отец перенес удар, сказавшийся на его разуме, но надеется, что приятное общество, беседы и постепенное возвращение к прежней жизни помогут ему оправиться. Дядя Сеферт одобрил ее выбор сержанта Дюрила в качестве управляющего и пообещал оставить его на этой должности. Да, и дядя Сеферт собирается вскоре написать мне, сержант Дюрил рад был узнать, что я выжил, а тетушка Даралин передает мне наилучшие пожелания. Больше она ничего не успевает написать, поскольку завтра уезжает в Старый Тарес, а не собралась еще и наполовину. Она хочет взять с собой побольше платьев, хотя тетя считает их слегка провинциальными и настаивает, чтобы она обзавелась новыми, как только они доберутся до столицы.