Анастасия Вихарева - Тайны гор, которых не было на карте...

В кладовке, что слева, нашла она своих собак мертвых, по которым убивалась всякий раз, как пропадали они из дому, горсть земли с могилы, черепа, которые приснились ей однажды, удавленный человек, обрубки конечностей и кишки, выпушенные из живых людей, и животных, ведерко с помойной ямы, законсервированные огурцы и водка, призванные алкоголиков собирать, веревки намыленные, уже и завязанные как надо. И сразу за тем нашлись вампиры, которые смеялись над всяким, кто смотрел на нее, как на человека. И кота нашла. Даже Благодетельницу, которая саму Маньку изображала, лобзая, на первый взгляд, симпатично вампирчика, пока под маску не заглянула. А под маской он был не лучше и не хуже других. Те же клыки, те же красные угольки алчных глаз, нездоровая худоба и желание угодить Благодетельнице. Манька покраснела до кончиков ушей, сдурев, от того, сколько наложили на нее. Гадость, которую она нашла в себе самой, как в избах, не доставалась — состояние пространства вдруг становилось нейтральным, которым дыши, а человека не найдешь, прозрачным. А еще очень часто пространство виделось ей, как руки…

— Нет, воловьим глазом такое не увидишь! — прокомментировал Дьявол сие удивительное достояние. — Но земля манну небесную собирает. А вот если бы воловий глаз человеку промыли, то мало не показалось бы. Тусклый глаз не может быть разумным. Нет у тебя правого глаза, как и левого. И рук у тебя нет — меч на них нашел. Вот ты, имея такое добро, чувствуешь ли себя бедной?

— Не посмотрела бы, никогда бы не догадалась, что у меня такой имидж! — обалдела Манька. — Вроде бы ко всему привыкла…

— Вот-вот! А вампир чувствует себя именно таким ничтожеством! И сколько бы ни дали, не перестанет ужасаться ужасу в себе. Попробуй-ка при такой бедности стать благотворителем! А имидж у него богатый.

В правой кладовке нашла Манька столько добра, сколько ей за всю жизнь не истратить.

Денег у нее был сундук, кайма по сундуку из чистого золота, и в нем столько всяких украшений лежало, что глаза разбегались. Лежала там и тарелка с яблоком, в которой все государство было как на ладони, сапоги скороходы, сабелька, чтобы людям голову рубить издалека, скатерть-самобранка и клубок, который катился прямо в то место, куда дойти человек хотел. И много других волшебных вещей, которых уже как бы на белом свете не существовало — она сама предала их огню. Были люди, которые добро нахваливали и клялись молиться на человека, который был хозяином кладовки.

После обретения самой себя о вампирах она уже думала со смехом. Любовь к вампирам тут же прошла, спине стало легче. И мыши ее не беспокоили, Манька не могла надышаться, вдыхая пряный аромат ночных цветов полной грудью, — так пахла земля, которая расцветала по утру. Запах стал правильный. Перестала болеть рука, прошли усталость и странное сумеречное состояние, которое преследовало ее последние дни. Закончила Манька, когда солнце проснулось на востоке. Борзеевич спал глубоким сном. Пока она работала, Дьявол тусовался поблизости, обрезая ногти и поправляя копыта стадному поголовью или снимая репей. Болезней у животных тут было меньше, но всякие вирусы и заразные микроорганизмы добирались и сюда, выпадая вместе с осадками, или приносимые ветром. И Дьявол что-то подправлял в земле, чтобы повысить сопротивляемость.

Заметив, что она закончила, он отправил ее спать, наказав, что пробудит часа через три, показывая маршрут, который был вчетверо длиннее вчерашнего и втрое сложнее. Манька расстроилась, но с удовольствием подумала о Борзеевиче, который о маршруте пока не знал.

Наутро, после позднего завтрака, первый круг успели сделать до обеда. Помогла взаимовыручка и Манькина тренированная собранность, второй после небольшого отдыха, поражая с первого раза все установленные Дьяволом мишени, которые держали на вытянутых руках лесные и гномы, подкидывая их вверх, имитируя прыжки оборотней и всякой нечисти. Гномами Манька полюбоваться так и не сумела: даже близко они к себе человека не подпустили, проваливаясь сквозь землю в том месте, где приподнималась мишень. Но раз или два она обнаружила гномов за собой, которые внимательно наблюдали за их передвижением. Борзеевич о гномах рассказывал на ходу, поведав, что хранили они огромные богатства, о которых люди мечтали всю свою жизнь.

Жизнь текла своим чередом… Лесные приносили им грибы и ягоды, молоко, мед, плоды и овощи. Водяные давали столько живности, что приходилось отказываться. Ела она самую малость, налегая на железо, а Борзеевич поправился, зарумянился — и оба загорели.

Прошло еще две недели. Дни были похожи один на другой. Дьявол выжимал соки, но странно, Манька чувствовала, что полна сил, и лазила по скалам, как змея, удивляясь, что так долго шли по горам. Теперь она могла бы пробежать туда и обратно за пару месяцев, а то и меньше. Но Дьяволу и эти результаты казались недостаточно хорошими. Ежедневные тренировки не прекращались ни на минуту. Даже среди ночи он мог поднять и погнать в горы, рубая по дороге условного противника. До конца августа оставались считанные дни. Лето заканчивалось, и приближалась осень. Ее дыхание особенно чувствовалось при подъемах на гору, где сырой воздух вдруг перестал быть сырым, выпадая инеем и не оттаивая за день. На конце долины, куда не проникли корни неугасимого полена, вспыхнул золотой и красный пожар увядающих к зиме деревьев. И только невысокие копны сенного дерева были еще желтовато-зелеными. А там, где неугасимые ветви поленьего дерева обогрели землю, наоборот, лето лишь набирало обороты, перестраивая растения под себя.

Маньке здесь нравилось — голубое озеро, и глиссеры, спускающиеся в озеро с гор, ледяные тающие глыбы льда, на которых лениво грелись на солнце речные котики и тюлени, тысячи змей, скрывающиеся в камнях, кустарники и заросли, покрытые цветами самых разных оттенков, дикие кошачьи и хищники покрупнее, ленивые, на первый взгляд стада травоядных копытных, разнообразие птиц и зверюшек без названия, и горячие источники, с желтыми от серы скалами вокруг, огненные пики вершин под закатными лучами, огромные, немигающие звезды, речки, речушки и реки, с множеством водопадов, пещеры с гротами и причудливыми скульптурами из льда и солей, над которыми природа трудилась миллионы лет, друзы и россыпи самоцветов… Такой живописной красоты она не видела никогда и нигде. Поразившая ее долина в подножии четвертой горы, оттаявшая и зацветшая за две недели, в сравнении с заповедником Дьявола, не передавала и тысячной доли красоты первозданной нетронутой природы гор. И она уже тосковала, влюбленная в это место, иногда замирая и пытаясь впитать в себя увиденное. И чуть не плакала, когда закрывала глаза и представляла картины по памяти: она видела, и пространственно, — но память ее все еще оставаясь бесцветной, темной и сумеречной.