Джеймс Клеменс - И пала тьма

Больше она ничего о нем не знала и по мере возможности избегала его. Яэллин отвечал за черную желчь, содержимое кишечника, которое Чризм извергал в хрустальный ночной горшок; в точно такой же горшок утром и вечером собирали желтую желчь.

Дарт не раз вспоминала убийство в саду и последние слова Джасинты. «Мириллия будет свободна!» Что они значили? Женщина пронесла в кастильон проклятый кинжал, а когда ее разоблачили, бросилась на клинок, чтобы избежать пленения. Почему? И какую роль играл в происшествии Яэллин? Если он ни в чем не замешан, почему ни в замке, ни в Высоком крыле ничего не слышали о страшном событии?

Девочка хранила немало своих секретов и не хотела вмешиваться еще и в чужие. Поэтому она никому не рассказала об увиденном в саду, даже Лаурелле. Да и что она могла рассказать? Как обвинить в убийстве одного из Дланей, когда он верно служил Чризму уже второй десяток лет?

Она настолько погрузилась в мрачные мысли, что не заметила, как последняя капелька крови скатилась с запястья бога. Сжавшись, Дарт наблюдала, как медленно рубиновая капля летит к каменным плитам пола и шлепается… но не об пол, а на бронзовый нос. Щен ринулся вперед и успел поймать каплю в воздухе.

Вместо того чтобы пройти призрачного друга насквозь, кровь на мгновение сделала его материальным. Бронзовые когти щелкнули по полу, на расплавленной шкуре вырисовались пластины, а грива встала острыми шипами. Дарт захлестнула волна жара, как от раздутого огня.

Она замерла.

Пока девочка завершала ритуал, Чризм успел снова повернуться к окну, но теперь беспокойно зашевелился. Щен уставился на сидящего бога, и его глаза вспыхнули ярким светом. Изо рта вывалился язык пламени.

Чризм начал оборачиваться, и тут капля на носу Щена с шипением испарилась. Вверх взвилась крохотная струйка дыма, вместе с ней растворился и Щен.

— Что это за запах? — спросил Чризм. Он отобрал у Дарт руку, положил ладонь на подлокотник и перегнулся через него, рассматривая комнату.

Дарт помахала, разгоняя струйку, прочистила горло. Щен потряс головой, будто отряхиваясь, и потрусил в угол.

Чризм не заметил его, но продолжал принюхиваться.

— Должно быть, кто-то из Дланей очищает столовые приборы, господин, — склонила голову Дарт. — В жаровне у дверей.

Бог взволнованно наморщил лоб, обвел взглядом комнату, но потом снова откинулся на спинку кресла.

Не поднимая головы, Дарт закупорила репистолу и убрала ее в шкатулку. Сложила поверх шкатулки шарф и, хотя колени предательски дрожали, сумела без помех встать на ноги.

— Ты все сделала хорошо. — Чризм не отрывал глаз от текущей под окном реки.

— Благодарю вас, господин.

— Отнеси репистолу матроне Шашил, и она расскажет тебе, что делать дальше.

— Да, господин.

Дарт попятилась к двери.

Когда ее пальцы коснулись дверной ручки, Чризм пробормотал себе под нос, не отрываясь от окна:

— Надо быть бдительными… Нам всем.

— Расскажи мне все до последней мелочи, — выпалила Лаурелла, влетая в шуршании шелка в покои Дарт. — Страшно было?

Дарт закрыла за подругой дверь. Лаурелла надела белое хлопковое платье с серебристым шелковым поясом, в тон туфлям. Дарт уже успела переодеться в длинную, до пола, рубаху, что висела на ней мешком. Ей нравились простота и удобство этого наряда.

Лаурелла примостилась на краешке кровати, ее глаза сияли в последних лучах заходящего солнца. За окном, в чаще Старого сада, уже кружили лунные шары и танцевали светлячки.

Дарт уселась рядом с подругой и прижала к груди подушку.

Лаурелла упала на алое покрывало кровати, широко раскинув руки.

— Увидеть, как плачет бог… — прошептала она. — Его слезы сверкали, словно жидкое серебро. Я боялась собирать их. Как же у меня тряслись руки! Репистола ходуном ходила!

Дарт слушала, как девочка заново переживает свой первый сбор слез. У них обеих выдался знаменательный день. И все же Дарт мучили сомнения. Чризм едва не увидел Щена, а материальность тому подарила кровь бога, которому она поклялась служить. Девочку с новой силой пугало разоблачение — не только призрачного друга, но и ее позора.

И почему ее выбрали хранить именно кровь?

— Расскажи, — произнесла Лаурелла, садясь на кровати. — Его гумор светился Милостью? У тебя кружилась голова? В школе я слышала, что некоторые Длани падают в обморок, когда впервые пускают кровь.

— Правда? — Дарт недоверчиво посмотрела на подругу.

Глаза Лауреллы распахнулись, она протянула Дарт руку.

— Ты упала в обморок?

Та в ответ покачала головой.

— Тогда что же случилось? У тебя на лице написано, что тебя что-то тревожит.

Дарт внимательно заглянула в глаза подруге. Может, стоит довериться ей? Рассказать о Щене, об убийстве в саду, о потере невинности. Но внезапно обнаружила, что сухо пересказывает, как прошел забор крови. Она поведала о доброте и терпении Чризма, о своем волнении, об успешном кровопускании. Лаурелла слушала с огромным интересом.

Дарт, разумеется, не стала упоминать ни о Щене, ни о загадочном напутствии Чризма. «Надо быть бдительными… Нам всем».

— Значит, все прошло хорошо, — заметила Лаурелла, когда рассказ подошел к концу. — Чем ты тогда озабочена?

— Просто устала, — покачала головой Дарт. — Вид… вид крови… Это меня утомило.

Пальцы Лауреллы крепко сжали ее руку:

— Но ты не упала в обморок. Ты должна гордиться!

Дарт вяло улыбнулась, на большее ее не хватило.

От ее кислого лица радужное настроение подруги несколько поблекло, но окончательно не пропало.

— Пошли, — потянула она Дарт за руку. — Матрона Шашил обещала устроить угощение в честь нашего первого дня. Стол накроют в общей комнате, все Длани будут там.

Вот теперь у Дарт действительно закружилась голова. Все Длани…

Во дворе прозвонил шестой колокол. Ему ответил гонг в коридоре Высокого крыла.

— Тебе надо переодеться, — сказала Лаурелла. — Матрона Шашил послала меня за тобой. Она сказала, что тебя мучает головная боль, и хотела дать тебе отдохнуть подольше.

Дарт бросила взгляд на нетронутую чашку отвара из ивовой коры. Она сказалась больной, чтобы получить возможность укрыться в своей комнате после кровопускания. Шашил понимающе покивала и обняла девочку за плечи пухлой рукой. Видимо, как и Лаурелла, она полагала, что Дарт близка к обмороку.

Девочка почувствовала укол раздражения. Она провела кровопускание без малейшей промашки. Почему так плохо о ней думают? Разве она не изучала свои обязанности с должным прилежанием?

От вспышки негодования у Дарт даже перестали дрожать коленки. Если она сумела проткнуть руку богу, то сумеет и встретиться лицом к лицу с его Дланями. Даже с темноволосым Яэллином де Маром. Тем более тот ничем не показал, что узнал ее после погони в саду. Так чего ей бояться?