Григорий ПАНАСЕНКО - ЭДЕМ-2160

В камине что-то сухо треснуло и оттуда потянуло горелой изоляцией. Сизый дымок завился на сквозняке. От него воздух в квартире показался еще холоднее. Саймон, растирая озябшие руки, пошел на кухню ставить чайник. Потом он вернулся в комнату и, вынув из рамки фотографию, положил ее во внутренний карман пиджака.

За окном неясно громыхнуло, и с неба пошел частый снег вперемешку с дождем.

В дверь позвонили и Саймон, сбросив оцепенение, пошел открывать. Залепленный снегом, в коридор ввалился довольный Петер. Его распирало от новостей и он тут же начал вываливать всю эту лавину на Саймона. Тот кивал, иногда вставлял реплику-другую. Петер уже было обиделся на неразговорчивость отца, но тут Саймону на выручку пришла Джулия. Петер бросился рассказывать ей события дня по новой. На кухне сразу стало шумно и весело. Саймон тихо ушел в комнату.

Чуть погодя Джулия пришла к нему и на немой вопрос мужа о Марте, лишь покачала головой:

— Соседи сказали, что видели ее сегодня. Говорят что они с Эйнджилом громко и долго ругались, – Джулия всхлипнула, но взяла себя в руки. – Она куда-то ушла. Я боюсь, Саймон.

Он прижал ее к себе. Джулия затихла, сжавшись в комочек. Мерно тикали часы и ползла по ковру полоса солнечного света, роняемого бронзовым солнцем сквозь пыльное стекло. Спокойствие нарушил ворвавшийся метеором Петер и Саймону с Джулией срочно пришлось изображать веселье.

К обеду семейство Мерфи сидело на чемоданах в такси, несущемся по автостраде.

Вопреки ожиданиям, погода над Россией была замечательной, и рязанский аэропорт "Дягилево-3" принимал рейс из Брюсселя. Полтора часа ожидания в толчее аэровокзала и семейство Мерфи под мелодичные приветствия авиакомпании погрузилось на борт аэростата "Ил-1512". День был долгим, поэтому прибытие, намечавшееся на десять вечера, весьма радовало Мерфи-старшего. Младший в это время с любопытством изучал салон, вмещавший в себя не только зал и каюты на три тысячи мест, но и видео-бар и ресторан класса "люкс". В казино его не пустили по вполне понятным причинам. Часа через полтора всех пригласили к обеду.

Пока Джулия с Петером ели, Саймон медленно бродил по верхним палубам, разглядывая бескрайний заснеженный пейзаж и нервно куря сигарету за сигаретой. Будущий визит к Вартанову представлялся ему не только и не столько неприятным, сколько просто ненужным: его тяготило все вокруг. О своей работе он вспоминал, как о чем-то далеком и с удивлением не находил прежней тяги к некогда любимому делу.

"У вас наступил кризис. Вам просто необходима смена обстановки." Саймон как в живую слышал эти слова, которые мог бы сказать ему шеф, увидев его сейчас. Однако даже сам Саймон не мог бы сказать, зачем попросил у Совиньи отпуск.

Но чаще всего перед Саймоном появлялось заплаканное лицо Марты со странным выражением обиды смешанной с решимостью и ненавистью. И это видение не отпускало его до самой Рязани.

Огромный сверкающий огнями диск казался отражением раскинувшегося под ним моря городских фонарей, гирлянд и реклам. Однако над дягилевской окраиной света стало меньше, и четыре швартовые мачты плотно заякорили тело аэростата. Когда Саймон почувствовал под ногами твердый бетон, ему стало немного легче, но уже в машине, присланной Вартановым, на него снова навалилась апатия и сонливость. На вопросы Евгения он отвечал невпопад, зато Петер с жадностью изучал неизвестные пейзажи, а Джулия показывала сыну достопримечательности.

Уже дома у Вартановых Саймон, извинившись, сразу пошел спать. Его жена и Петер долго беседовали с Анастасией и вернувшимся из плавания Михаилом. Сам профессор уехал по делам, но обещался быть с утра.

Всю ночь Саймона мучил кошмар, будто он огромная птица, парящая над землей, и под ним проплывают пустынные пейзажи, на которых все чаще появляются горящие руины. Потом он увидел и сражающихся людей, мародеров и грабителей. Его острое зрение различало мельчайшие детали убийств и насилия. Где-то в глубине его пытался родиться крик протеста, и когда он почти вырвался на волю, Саймон понял, что на самом деле ему все равно.

Наутро Саймон встал с головной болью. За завтраком Вартанов огласил культурную программу на рождественские каникулы, которая была одобрена единогласно: предстояло посетить дачу и совершить тур по Золотому Кольцу на рождественском теплоходе. Билеты уже были заказаны и возражения не принимались. Сейчас же все собрались в театр на детский сеанс.

Сказавшись больным, Саймон остался дома, он решил прогуляться пешком по Канищево. Заглянув в уже знакомую церковь, он узнал, что отец Сергий болен и лежит недалеко в больнице, а в это время службу вел отец Филимон. Постояв и послушав минут пятнадцать и поставив свечу Богородице, он пошел к выходу, бросив на ходу горсть мелочи какой-то старушке с железным ящиком-копилкой.

Возле самой больницы Саймон неожиданно передумал идти к священнику и в нерешительности остановился у входа в сквер.

Воздух был спокоен и нежен. Покрытые инеем, березы и ясени казались застывшей картинкой в черно-белых тонах. Мягко падал редкий-редкий снег. Саймон медленно ступил на аллею под аркадой изогнутых березовых ветвей. Голова была кристально чистой. Боль куда-то ушла не оставив и следа.

Мыслей не было.

Саймон остановился: в глубине аллеи, на заснеженной скамейке сидел седой старик в долгополом черном пальто, зажав между коленями тяжелую резную трость. На его непокрытой голове блестели снежинки. Старомодная шляпа аккуратно лежала рядом. Старик не видел Саймона, и тот стоял осторожно, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Стайка ярко-красных грудастых снегирей вспорхнула с рябины, встряхнув алые кисти ягод и обрушив на дорожку маленькую лавину. Старик проводил их взглядом и глазами встретился с Саймоном. На губах его заиграла улыбка.

Саймон вдруг увидел этого старика по-новому: совершенно один, этот человек был счастлив в своем одиночестве. Он был свободен от мира и весь мир принадлежал ему. Стоит ли держаться того, что тяготит тебя? Неожиданно для себя Саймон понял, что он уже навестил священника и тот ответил на все его вопросы. Служить людям можно и иначе, чем он, Саймон, делал это до сих пор. Одиночество станет его очищением от грехов.

В абсолютной тишине Саймон мягко повернулся и направился прочь, оставляя за спиной заснеженную скамейку. Он спешил.

В очереди перед Саймоном оставалось только трое. Он механически пересчитал деньги в кармане.

"- Тебе действительно нужно так срочно улетать? – в голосе Джулии звучала неприкрытая обида.

— Да, – Саймону ничего не хотелось объяснять.

— Но что я скажу Петеру? – Джулия сердито захлопнула сумочку.