Анна Котова - Перекресток

Деревья скрючивались, роняли сучья. В сердцевине — гниль.

Брусника плесневела. Рыба плыла вверх брюхом.

Ветер хлестал наотмашь.

Опавшие иглы впивались в лицо.

Земля остывала под руками.

Свет истаивал и гас.

Беспамятство.

349 год Бесконечной войны

Отряды генерала Аффера, которому некогда так повезло не жениться на принцессе Лоррене, входят в Заветреную.

Деревня пуста, лишь трактир на перекрестке по-прежнему обитаем. На крыльце стоит хмурый долговязый мужчина с пистолетами за поясом. Ветер треплет его темные с проседью волосы.

Квартирьер, деловитый немолодой вояка, въехал во двор и заявил, что забирает трактир под штаб.

— Не выйдет, — сказал долговязый, глядя на него сверху вниз, даром что вояка был верхом. — Это трактир. Вы можете здесь остановиться. Вы можете потребовать обед. Деликатесов не обещаю — моя кухарка ушла, — но голодными не останетесь. Вы можете занять комнаты для постояльцев и зал. Но хозяин здесь — я. Погреба, кладовые, кухня — мои. Командуйте своими солдатами, сержант, но не моим трактиром.

Сержант всматривается в трактирщика, потом кивает.

— Ладно. В вашем трактире остановится генерал, его сиятельство герцог Аффер, и его штаб. Так годится, господин офицер?

— Капитан.

— Да, капитан. Его сиятельство везде возит с собой личного повара. Можем мы договориться о его присутствии на вашей кухне?

— Я посмотрю на вашего повара, сержант, и тогда отвечу. Комнаты в вашем распоряжении.

Сержант берет под козырек, потом усмехается и опускает руку.

— Эк вы меня построили, капитан. Кавалерия?

— Артиллерия, — усмехается в ответ трактирщик.

Штаб Аффера расположился в "Толстой кружке". Герцог занял лучшую комнату, его приближенные расположились в остальных, сошки помельче заняли опустевшие деревенские дома. Повар герцога говорил по-эннарски с чудовищным акцентом, по-айтарски не говорил вовсе. Однако Терк умудрился с ним объясниться и установить субординацию. Повар готовил те блюда, которые считал нужными, но за недостающими ингредиентами каждый раз обращался к Неуковыре. Поначалу он было попытался послать солдатика в погреб, не спросясь, и до сих пор с содроганием вспоминал, как трактирщик вошел в кухню, держа солдатика за шкирку, как котенка, и небрежно поигрывая тяжелым пистолетом.

— Это мой трактир, моя кухня и мой погреб, — медленно и раздельно произнес Неуковыра.

Повар понял и больше ошибок не делал.

А потом пришла Ила.

Она возникла на пороге, окинула взглядом зал, ружья в углу, штабные карты на большом обеденном столе, усатых эннарцев, обсуждавших одновременно планы военной кампании, ее величество королеву и знакомых баб, опустила ресницы и прошла прямиком в кухню. Ее проводили взглядами, зацокали языками, заговорили по-эннарски, оценивая стати.

В кухне священнодействовал иностранный повар, командуя двумя солдатиками.

— Где Терк? — спросила Ила, оглядывая кухню.

— Терк двора с топор, — сообщил повар, не повернув головы.

Ила кивнула и прошла через зал обратно на улицу — сквозь строй жадных взглядов и сальных шуточек.

Терк увидел ее, отложил топор, обнял.

— Зачем же ты пришла, теперь? — зашептал ей в волосы. — Они чужие. Они ничего не понимают. Ты для них — просто женщина, они соскучились по женщинам. Ила, уходи. Здесь опасно.

Сеновал, горячие руки, горячие губы. Солнце уже клонится к горизонту, когда она целует его на прощание.

Она уходит, ступая узорными сапожками по пыльной дороге. Платье — синее, как то, что подарили ей в Заветреной много лет назад.

Он стоит у калитки, смотрит ей вслед. Поворачивается, чтобы войти в дом.

На крыльце толпятся эннарские офицеры и тоже провожают взглядом тонкую фигурку в синем платье.

Однажды ночью — окрик часового, ругань, стрельба. На шум выходит старший офицер, спрашивает, в чем дело.

— Ходил кто-то, не отозвался, я и пальнул.

— Кто?

— Не знаю, вашство.

— Хорошо. Бди. Пойду, гляну.

Офицер с пистолетом наизготовку идет к кустам, всматривается в темное пятно тела под ветвями.

— Тьфу. Баба. Вот дура — куда лезла? Да что уж теперь.

Из темноты возникает трактирщик, в глазах — ужас и боль, губы дрожат. Падает на колени, приподнимает голову, гладит длинные черные косы. Шепчет что-то в мертвое ухо. Бережно опускает тело на землю, встает, вытаскивает из-за пояса пистолет.

— Эй, ты что? Мужик, ты с ума сошел?

Выстрелы.

Заветреная горит. Полыхают избы, ржут обезумевшие кони, обрывая привязь, скачут, не разбирая дороги. Мечутся солдаты, сорванными голосами командуют офицеры. Выстрелы. Взрывы. Сумятица, паника, смерть.

Дорога перегорожена, из-за завала древесных стволов летят пули.

Только в лесу тихо и, кажется, безопасно.

Аффер отводит людей в лес.

Корни цепляют за ноги, сучья хлещут в лица, хищные птицы пикируют сверху, змеи прокусывают сапоги. За деревьями мелькают серые силуэты волков.

Была армия — и нет.

Разоренная деревня пахнет гарью и смертью. Ветер треплет грязные обгорелые тряпки, дождь смывает с дороги кровь, стучит по ржавому рогатому шлему.

Ни души.

Только трактир, покореженный, обожженый, лишенный стекол, жив. Стучит молоток, взвизгивает пила.

Неуковыра, страшный, черный, наполовину седой, чинит разбитую дверь.

-

Беспамятство.

Потом снова память. Боль.

В груди жжет. В висках тяжелый гул.

Сердце остановилось. Подумал — насовсем. Обрадовался.

Ударилось о ребра. Застучало.

Жив.

Зачем?

Черные косы в палой листве.

350 год Бесконечной войны

Мы долго бродили по дорогам Айтарии. Пытались осесть то в одном месте, то в другом — как-то не получалось. Чем дальше нас уносило от Заветреной, тем спокойнее была жизнь, но война постоянно напоминала о себе. В деревнях уже жили те, кто ушел со своей земли раньше нас — и мы проходили дальше. В городах было неуютно, непривычно, дорогое жилье, рабочие места заняты — да и что мы умели, кроме огородных хлопот и трактирного хозяйства? Деньги, полученные от Неуковыры, неумолимо приближались к концу.

А потом вмешался случай.

Мы вошли в маленький городишко с гордым названием Великий Брод (брод там был, и, пожалуй, действительно великий — через Суанну, а она в этом месте шириной в добрую милю), разыскали гостиницу подешевле. Шулле устал, да и женщины умаялись. Я спросил комнату, мы сговорились о цене, и я полез в котомку за деньгами. Сильно похудевший мешочек завалился на самое дно, и, шаря по сумке в его поисках, я наткнулся на письмо Терка, о котором совсем забыл. Выложил его на стойку и снова сунул руку в котомку.

Хозяин, по инерции все еще расхваливавший свое заведение, вдруг замолчал на полуслове.

Я поднял голову.

— Сударь, — сказал хозяин необыкновенно почтительно, — не ищите деньги, заплатите потом. Я верю вам на слово.