Марина Канаева - Чужой дневник

Тётя Яна, мать Клары. Нет слов!

Яна чуть повела плечами.

— Холодно тут. Ветер какой-то… Здравствуй, Дина. Рада тебя видеть.

Она была стройной довольно высокой женщиной. У неё были карие глаза и светлые крашеные волосы. Она была одета в бежевый костюмчик, надо признать, довольно элегантный, остроносые туфельки, из украшений — комплект браслет-кольцо-кулон-серьги из золота с розоватыми, блеклыми камнями. Бежевого оттенка косметика, как обычно, идеально ровная. На лице — неприятное выражение "дежурной скорби", никак не вяжущееся с общим, холёно-ухоженным состоянием.

— Диночка, мне позвонили и рассказали о случившемся. Серёжа, к сожалению, приехать не смог — у него такой график, сама знаешь. Ты здесь, поддерживаешь Клару. Это так мило с твоей стороны!

От слащавого тона и банальности фразы меня слегка покоробило, но я быстро справилась с собой. Яна стремительно пошла на кухню, и я двинулась за ней следом. Холёные пальцы налили в стакан свежий сок.

— Дина, солнышко, прошу, расскажи, что случилось. Ты, как очевидец, должна знать подробности…

Я начала рассказ, пристально следя за собеседницей. Она ахала и вздыхала. О состоянии детей Жанны она так и не спросила.

— Здравствуй, мама, — послышался спокойный голос от дверей.

Рыжеватая копна Клариных волос была всклочена, подружка была бледна, обычно блестящие глаза чуть выцвели. На ней был наспех наброшенный зелёный короткий сарафан. В принципе, они с матерью всегда смотрелись чуждо, но в тот странный миг это было особенно ярко видно. Честно говоря, куда больше общего у подружки было с Кисой, застывшей на пороге и пристально вглядывающейся в лицо Яны, словно пытаясь что-то отыскать — и не находя.

— А… кто вы? — холодно уточнила Яна, прервав на середине очередной всхлип. По лицу Кисы пробежала волна неприязни.

— Я — двоюродная сестра Жанны, — сказала она спокойно.

— Очень приятно, — причем о приязни в её голосе не могло быть и речи, — Девочки, я думаю, нам с Кларой нужно поговорить наедине. Как мать с дочерью.

Мы с Кисой, лицо которой стало омертвевшей маской, выскользнули за дверь.

***

Клара

Отбросив назад волосы, я села напротив матери на стул. Об объятиях и поцелуях не было и речи — мама была деловой женщиной. Мы молча смотрели друг другу в глаза.

— Эта женщина… она что, претендует на наследство? — нарушила мать молчание.

— Кажется, нет. Да если и так, какая разница?

— Я просто пытаюсь понять, нужен ли нам юрист.

— Нам? Мам, не хочу тебя огорчать, но у Лёни и Жанны есть дети…

— Но в завещании указаны мы.

Я выпала в полный осадок, стараясь понять, кто из нас спятил. В принципе, особой чувствительностью мама никогда не обладала, и со мной она могла обсуждать различные вещи, но её необычная реакция на смерть лучшей подруги немного обескураживала.

Вскипел чайник, и мать сделала нам по чашке кофе. Потом зябко повела плечами и негромко сказала:

— Ты любила Жанну, Клара?

Я по привычке ответила вполне откровенно:

— Нет, не слишком.

— Вот и я… тоже.

Её холёная ручка с французским маникюром изящным движением отломила кусочек хрустящей булочки. Я внимательно смотрела на свою мать.

— Отец не смог приехать? — спокойно уточнила я, — Почему?

— О, у него полно дел, а у "Надежды" определённые сложности…

— Ну, ничего. Егор как раз поехал в город — его навестить.

Мама только шире улыбнулась, но в глазах загорелась тревога.

Я вспомнила, как ночью притворилась, что сплю, и заглянула в мысли брата.

Да, скоро проблемы с фондом покажутся отцу подарком судьбы…

***

Егор

Первым делом по привычке заехал домой. У нас была шикарная квартира, обустроенная в бежевых тонах. Сторона была солнечная, и всё буквально утопало в свете. Честно говоря, меня это всегда раздражало.

Вторник. По идее, отца дома не должно быть, но чутьё говорило противоположное.

Дверь я открыл совершенно беззвучно, и в гостиную шёл кошачьими шагами, утопая в пушистом ковре.

Люблю появляться неожиданно…

Он сидел в мягком кресле с бокалом своего любимого виски. Человек с почти таким же лицом, как моё собственное, мой отец. Он сидел ко мне спиной, в квартире витал запах терпкого сигарного дыма. Он, видимо, читал…

Нет. Когда я неслышно подкрался и заглянул со спины, то увидел, что он рассматривает фотографию.

Со старого снимка на меня смотрела хрупкая юная девчушка с необычной внешностью. Её глаза ярко блестели, она улыбалась, и что-то знакомое почудилось мне в линии её губ.

По нижней стороне снимка змеилась надпись, явно сделанная впопыхах разборчивым, явно женским почерком.

"Прости".

Тут он почуял мой взгляд и обернулся. Наши глаза встретились, и я вздрогнул от необычного сочетания. Тоска, нездоровая нежность и… ненависть.

— Кто это? — спросил я, не здороваясь, только для того, чтоб о чём-то спросить.

— Её зовут Алина. Звали, вернее. Она была лживой дрянью.

— Её звали Датонова Алина Семёновна, она — мать твоей Инги, проходила лечение в "Надежде", проблемы с костным мозгом. Потом перевелась в другой центр, где она и умерла.

Я холодно смотрел на него. Я начал кое-что понимать.

— Папа, я хотел поговорить.

— Я работаю. У меня нет времени на глупости.

— У меня тоже, так что давай говорить по делу.

Он поднял глаза. Серые, как и мои, но более водянистые и невыносимо спокойные.

С определённого возраста я перестал всецело доверять ему. Потом доверие скрылось вообще.

Теперь сильно пошатнулось уважение.

— Кажется, я догадываюсь. Так вот, её припадочная дочка винит меня в том, чего просто не было. Дрянь… Как и мать, впрочем.

— Пап, вполне вероятно, фонд закроют.

Он спокойно смотрел на меня.

— Я подарил тебе жизнь, Егор, и…

— И ошибся.

Он смотрел на меня. Внимательно, невидяще, ненавидяще. Как только что смотрел на девочку, которую звали Алиной.

Его губы дрогнули.

— Ради кого? Одумайся, дурачок. Для кого ты это делаешь?

Инга

Я спала их рук вон плохо. Мне снились лица, много лиц. Самого сна я не запомнила, но встала с больной головой и с отвращением уставилась на сереющее над городом утреннее марево.

Напрочь позабыв все нотации, распахнула окно и устроилась на подоконнике. Поджала ноги. Внизу, полускрытая в тумане, звенела высота. Свежий ветер, смешанный с неповторимыми ароматами лета, прохлады и ночного города… Прошло полгода с тех пор, как…

Как я стояла перед Сергеем Геннадиевичем, пристально глядя в фальшиво сочувствующие глаза.

— Её случай запущенный, — начала я, — и…

— Как говорят христиане, всё в руках Божьих, — отозвался сероглазый человек в белом халате, насмешливо глядя на меня.

— Поймите…

— Нет, Инга Александровна, это вы поймите. Мы были знакомы с вашей матерью, и в последнюю нашу встречу она сказала мне: "Жизнь всех людей одинаково важна". Мне ли спорить с ней теперь, спустя столько лет?