Елена Костромина - Трафарет вечности

Кузя протянул ему папиросу. Федор взял ее. Некоторое время подождал. Ткнул Кузю еще раз.

— Чего тебе?

— Зажигалку дай!

— И речи быть не может.

Федор вздохнул, понимая всю тяжесть обвинения — все зажигалки, которыми он пользовался хотя бы раз, начинали жить своей собственной жизнью, иногда весьма опасной для окружающих.

— Что, мне огонь трением добывать?

— Без трения добудешь.

Федор беззлобно, но витиевато выругался. Тряхнул папиросой. Та покорно зажглась. Федор закурил, грустно вздохнул.

— Мне тебя все равно не жалко, — ответил Кузьма и глубоко затянулся.

— Да не в этом дело. Я тут подумал, как все сложно устроено…

— Ох, ну тебя. У тебя все сложно устроено… ты, это… Всеславу видел еще раз?

— Да ее с кафедры не выгонишь, как на работу ходит. Как большой перерыв, так она тут как тут: "А когда Кузьма Петрович будет?"

Кузя произнес замысловатое ругательство, ничуть не хуже Фединого.

— И не разу мне не сказал?

— Я тебе сказал еще на прошлой неделе.

— Ты сказал — принеси отчет.

— Принес — увидел бы…

Некоторое время оба молча курили. Кузьма обдумывал страшную месть для Федора, Федор обдумывал, настолько ли он провинился, что бы стать объектом для страшной мести Кузьмы. Кузьма докурил и бросил папиросу в реку. Он придумал хорошую страшную месть и был доволен собой. Федор докурил папиросу и бросил ее вслед за окурком Кузьмы. Вывод был неутешительный — страшной мести не избежать.

Молчание прервал Федор.

— Покажешь, красотку-то?

— Сейчас!

Кузя снял со спины чехол, достал из него купленную только вчера саблю. Сделал несколько выпадов. В свете фонарей сталь и серебро ожили, и в руках Кузи переливалось живое неосязаемое существо — то ли отблеск далекого огня, то ли пленная частица молнии.

Федор смотрел как зачарованный. На самом деле он не видел превосходного мастерства Кузи, не видел красоты и жизни клинка… Ему сдавило сердце, и он поднес руку к груди. Память на мгновение перенесла его на тридцать пять лет назад…

— Да! Это он…

Кузя остановился. Клинок в его руке стал золотистым от света фонарей, но Федор все равно помнил, видел его окровавленным.

— Хочешь попробовать?

— Что? — очнулся Беляев от ужасных мыслей.

— Ну, потанцевать? Со мной?

— Чем? Клинок-то один? — с облегчением отказался Федор.

Но судьба не была к нему благосклонна.

— Ну, прям, один! — Кузя достал из-за спины прямой короткий меч и протянул его Федору. Федор отступил на шаг. Он ненавидел в этот момент свою беспомощность, свою неловкость, но сделать с собой ничего не мог.

— Бери, — Кузя был возбужден, как ребенок, в предвкушении новой интересной игры. За все время, какое Кузя знал Федора, а именно — всю свою жизнь, Федор никогда не был спарринг-партнером Кузьмы.

— Ты уверен? — нашел в себе силы улыбнуться Федор. Он лихорадочно думал, как избежать боя с этим клинком, чудовищем, подлым и вероломным убийцей своих собственных хозяев.

— Уверен. Федь, ну давай… — странно, по-детски протянул Кузя. Сабля странно оттягивала ему руки, ему хотелось сойтись с Федором в противоборстве. Из глубины мозга, оттуда, где живут все странные мысли, пришло: "А действительно ли он так хорош, как мне говорили? Или это просто разговоры?"

— Хорошо! — решился Федор. Если сегодня час его смерти — он готов. Жаль умирать от руки друга, но это лучше, чем безымянная смерть — от яда или горькая — от предательства.

Федор твердо взял протянутый ему клинок и осторожно повел им в воздухе, примериваясь к его весу. Затем легко перебросил его из правой руки в левую.

— Ну-ка дай мне ножны?

— Зачем? — удивился Кузя.

Федор махнул рукой — "Давай, не болтай". Кузя отстегнул от портупеи ножны и бросил их Федору.

Федор легко поймал их свободной рукой и вложил в ножны свой клинок. Затем взял его, как дубинку и начал крутить "мулине".

— Забыл, что я не фехтую? Ни с кем? А?

Кузя засмеялся, понимая, что забава будет еще интереснее — так он еще не работал ни с кем.

— Забыл!

— Вспомнишь! Мигом отучу тебя задаваться!

Кузя сделал выпад. Федор легко поймал его на свою "палку", отбросил, сделал изящный разворот, уведя за собой Кузин клинок налево, и справа ударил Кузьму по запястью так, что тот взвыл.

— Собственно, бой окончен, — сказал Федор, отпрыгивая.

— Нет! — ответил Кузя и перебросил саблю в другую руку. Именно этого Федор боялся больше всего — что клинок, жаждущий крови, не позволит Кузьме прекратить дружеский бой, превратит его в бой смертельный. Федор твердо решил не причинять вред другу.

Но до настоящего поединка дело не дошло. К мосту подкатила милицейская машина, и оттуда выскочили несколько вооруженных милиционеров.

— Бросить оружие!

Федор с облегчением подчинился. Он положил клинок на доски моста и неторопливо опустился рядом с ним в самурайскую позу. Кузьма еще одно мгновение помедлил, возвращаясь из мира, куда увел его бой, в простой, реальный. Затем в точности повторил движения Федора, опускаясь на мост рядом с ним.

К ним тут же подбежали два милиционера и направили на них оружие. Федор по-самурайски подобрался и элегантно поклонился. Милиционеры неосознанно ответили таким же полупоклоном.

— Что здесь происходит?!

— Ничего… — Федор был спокоен и приветлив.

— А это что? — милиционер показал на лежащие рядом с мужчинами мечи, — Тоже ничего?

— Холодное оружие, носимое согласно разрешению на ношение холодного оружия.

— Какое оружие, какое разрешение?! Саммит в понедельник!

— Кузьма Петрович, предъявите Ваши документы офицерам.

Голос Федора был приветлив, но холоден и тверд.

Кузьма тут же достал свои многочисленные разрешения и протянул этот средних размеров телефонный справочник милиционеру, что стоял ближе к нему. Тот начал их читать. Его глаза стали расширяться.

— И это все у вас… с собой?!

— Нет, не все. Со мной… только необходимое.

— Так, поднимайтесь! Едем в отделение!

Федор и Кузя сидели в отделении уже полчаса. Милиционер честно пытался писать протокол, но постоянно сбивался, выслушивая версии происшествия сразу с трех сторон.

Федор и Кузьма утверждали, что их было только двое, наряд милиции во мнениях разошелся. Часть милиционеров утверждала, что видела две изготовившихся к бою криминальных группировки, причем, в весьма странных одеяниях, наподобие маскарадных, а другая — стояла на том, что видела группу антиглобалистов, переодетых эльфами.

На этом месте, писавший протокол сержант заметил:

— Теперь понятно, куда у Иваныча вещдоки с последнего рейда по наркопритонам пропали!

Подобное наглое заявление не могло остаться безнаказанным и присутствующие представители правоохранительных органов тут же припомнили сержанту все его многочисленные прегрешения, что были у него в этой, прошлой и, возможно, даже, в будущей жизни. Тот в долгу не остался и обнародовал некоторые детали биографии многочисленных присутствующих, из тех, что скрывались наиболее тщательно. Откуда они стали известны сержанту, было совершенно не понятно. Страсти накалились.