Елена Костромина - Трафарет вечности

Перед ним в камере стоял подтянутый офицер в черной генеральской форме, с железным крестом на шее.

Федор спросил, а вернее, скомандовал:

— Имя?

— Уве Штольц, группенфюрер! — ответил солдат, отдавая честь.

Федор кивнул:

— Рядовой Штольц! Рейх в опасности! Ты видел тех троих? Они составили заговор против фюрера!

Рядовой Штольц оторопело посмотрел на дверь, за которую вышел самый влиятельный человек Рейха, сглотнул и спросил:

— Рейхсфюрер?!

Федор мрачно кивнул:

— Да. Он и эти двое — его подручные! Они хитростью заперли меня здесь и ушли. Рядовой, открой дверь!

Кузьма снова увидел картину такой, какой она была в реальности — изможденный, оборванный, еле держащийся на ногах пленник бесконечно вращал оранжевое перо, а немец неотрывно на него смотрел:

— Но, группенфюрер! У меня нет ключей!

Федор вздохнул собираясь с силами для еще одной тирады:

— Пойди и принеси их. Помни, все, кто пытаются тебе помешать — враги Рейха и заслуживают смерти!

Рядовой Штольц козырнул:

— Да, группенфюрер!

Чеканя шаг, он ушел. Федор прекратил вращать пером, и со стоном осел на пол камеры.

Рядовой Штольц вышел из двери и пошел по коридору. Он подошел к сидящему у конторки с ключами сержанту и тот вскочил при виде часового, оставившего свой пост.

— Рядовой! Немедленно на пост!

Штольц, не говоря ни слова и не дрогнув лицом, ударил того в грудь ножом. Затем он переступил через лежащее тело, взял ключ от камеры Федора и пошел назад, туда где Федор ждал освобождения. Твердыми шагами он прошел по коридору, но, не дойдя до камеры Федора несколько метров, он уронил ключ на пол и упал навзничь. В спине у него торчал метательный нож. На пороге коридора последний раз дернулся, умирая, сержант.

Федор несколько мгновений смотрел на ключ лежавший от него в двух шагах, затем лег на пол и постарался достать его рукой. Его пальцы скребли по полу в нескольких сантиметрах от ключа. Наконец рука Федора утомленно замерла. Немного отдохнув, Федор взял перо и вновь попытался дотянуться до ключа. Через несколько попыток, ему это удалось. Осторожно, по миллиметру, он подтащил ключ к себе и поднялся на ноги. Открыть замок, имея ключ, пусть и отпиравший дверь только снаружи, было делом минутным. И вот Федор осторожно шел по пустым, если не считать часовых, коридорам. Перо снова вращалось в его руке и часовые видели подтянутого генерала, а не изможденного узника. Только оно вращалось все медленнее и медленнее и Федору приходилось все дольше отдыхать, прежде чем продолжить свой путь.

Наконец, он подошел к двери, окованной серебром. На мягком металле были выбиты руны. Федор толкнул дверь и вошел. В просторной камере, на цепях висела изувеченная молодая женщина. Федор подошел к вороту, что был вделан в стену и осторожно начал вращать его, опуская пленницу на пол. Затем он подошел к ней, и осторожно начал освобождать ее от оков. Она застонала и прижала к своему лицу, руку мужчины.

Федор сел на пол и обнял женщину, положил ее голову себе на плечо:

— Анна!

Женщина вздрогнула и тоже обняла его.

Федор гладил женщину по волосам и приговаривал:

— Теперь мы выберемся, выберемся… Потерпи, родная моя!

Анна застонала:

— Я люблю тебя! И я не предала тебя! Я ничего не…

Федор коснулся пальцами ее губ:

— Знаю, милая, знаю… Прости, что так долго. Не трать силы. Я люблю тебя…

Федор помог ей встать и они пошли по пустынным коридорам, не встретив никаких препятствий, пока не дошли до неприметной дверки, через которую Федора когда давным-давно заманили в это логово ужаса. Федор толкнул дверь, она покорно отворилась. Перо выскользнуло из руки Федора и упало на плиты пола. Анна уже не могла идти и Федор понес ее на руках. Здание института Ананербе за его спиной полыхало, словно погребальный костер великого вождя.

Неожиданно из-за угла появился уличный патруль с эсесовцем во главе. Они преградили беглецам путь к спасению. Федор взглянул на свои руки и понял, что потерял перо. Создать новое у него не было уже ни времени, ни сил.

Эсэсовец отдал короткую команду. Федора и Анну прижали к стене и начали обыскивать, затем Анну потащили в машину. Федор рванулся к ней, но эсэсовец выстрелил ему в грудь и Федор замертво упал на окровавленные камни улицы.

Картина замерцала и померкла. Кузьма снова стоял на кафедре гистологии, а Федор, живой и, на первый взгляд, невредимый, сидел перед ним за столом. Кузьма вдруг представил, скольких людей он утратил за свою бесконечно длинную жизнь и его пробрал озноб.

— Ох… — он вздохнул, — А я от Леньки только что… — только и придумал он что сказать, не имея возможности никак утешить друга.

Федор кивнул:

— Да мне звонили…

Оба подавленно замолчали. Затем Кузя встряхнул головой:

— Ты в шифрах разбираешься?

Федор пожал плечами:

— Есть немного. Ты про ту книжку?

— Да. Странно как-то звучит, как какой-то язык, но я никак не пойму какой. Написано латиницей.

Федор вздохнул:

— А ты как дурак, сразу вслух читать начал?

Кузя поморщился:

— Федь, не настолько я дурак. Сначала проверил. Вот послушай.

Кузя достал из сумки листы сделанные на ксероксе. Начал читать.

— Шенглу ийеэ ксуан чаксун ксуанже жипан хе чагенвенди… — нараспев начал читать Кузя.

Федор взывыл, сжимая голову руками:

— Кузьма Петрович! Что за ужас! Ну, у тебя и акцент! Ты что, китайский никогда не учил?!

Кузя удивленно посмотрел на врача:

— Никогда. Это что, китайский?

Федор кивнул:

— Китайский, конечно, но у тебя такой страшный акцент, что понять, что ты сейчас прочел, я не могу…. Дай-ка мне листки.

Молча читая, начал что-то писать в блокноте карандашом, но грифель сломался с громким щелчком. Он отложил карандаш, притянул к себе лежащий на столе дигитайзер, и начал писать по его экрану сверху вниз. На экране компьютера начали появляться каллиграфически выписанные иероглифы.

Некоторое время Кузя внимательно наблюдал за ним. Затем он взял карандаш, и, поискав глазами что-нибудь режущее, достал из-за спины саблю. При помощи лезвия в руку толщиной, Кузьма легко очинил карандашик, и положил на стол, приготовившись слушать Федора.

Доктор же настолько увлекся процессом, что не обращал на Кузьму не малейшего внимания. Наконец, Кузя не выдержал:

— Че ни будь-то расскажи?

Федор молча кивнул. Затем начал с выражением читать.

— Открывший эту страницу, ищущий мудрости, прошу тебя — спроси у своего сердца — так ли далеко ушел ты во тьму, чтобы отринуть жалость и сострадание? Если сердце твое дрогнет и усомнится — закрой эти страницы и не возвращайся к ним даже мысленно…

Вздохнул. В молчании продолжил чтение, уже не записывая слов. Затем поднял голову и сказал Кузе: