Дэвид Коу - Правила возвышения

Керни был в походном платье, в начищенных до блеска сапогах и с мечом, рукоять которого сияла точно золотая. Но простотой своего наряда он сразу внушал доверие. Такой человек, думалось каждому, будет править без высокомерия, держась столь же скромно, сколь и при вступлении на престол. Керни был одет в пурпурно-золотые цвета Эйбитара, как надлежало королю. Но второй меч висел у него на красно-черно-серебряной перевязи, которую веками носили глендиврские герцоги. Цвета Глендивра не бросались в глаза, каковое обстоятельство, впрочем, только подчеркивало непритворную скромность Керни. Он ничем не походил на свою королеву, и Тавис не сомневался, что все присутствующие поняли это.

Керни и Лейла остановились перед троном. Прелат тоже остановился там, повернулся к королю и открыл книгу. Он начал громко читать, и все в зале умолкли. В монастыре подобные чтения всегда казались Тавису занудными, и сейчас он тоже заскучал. Он осторожно осмотрелся по сторонам и с облегчением увидел, что все смотрят на нового короля. Хотя бы на время о нем забыли.

Спустя какое-то время он снова устремил взгляд вперед, хотя смотрел не столько на Керни, сколько на своего отца. На лице Явана не отражалось ни горечи, ни зависти, но Тавис знал, что эти чувства полыхают в груди герцога Кергского подобно огню в кузнечном горне.

Отец сказал, что Тавис ни в чем не виноват, и хотя мальчик по-прежнему чувствовал себя в ответе за случившееся, он искренне верил, что Яван не винит его. Но, глядя на своего отца, вынужденного присутствовать при коронации другого человека, мальчик еще раз поклялся найти убийцу Бриенны. Это не вернет отцу корону и даже не вернет самому Тавису прежнее положение в доме Кергов, но, по крайней мере, докажет всем людям, находящимся сегодня в замке, что не он виноват в отречении Явана от престола.

Наконец прелат закончил читать, закрыл книгу и передал ее одному из священнослужителей. Потом он обошел трон и подступил к маленькому столику, которого Тавис не заметил прежде. На нем стояла простая деревянная шкатулка. Прелат поднял крышку и осторожно извлек оттуда золотой венец — ничем не украшенный, если не считать сверкающего фиолетового камня спереди. Прелат вернулся к Керни и поднял корону над головой короля.

— Повторяйте за мной слова, — велел священнослужитель. — Я, Керни Первый Глендиврский…

— Я Керни Первый Глендиврский…

— …торжественно клянусь посвятить свою жизнь и свой меч служению Эйбитару в качестве верховного правителя и воина…

— …торжественно клянусь посвятить свою жизнь и свой меч служению Эйбитару в качестве верховного правителя и воина…

— …дабы управлять подданными королевства и следить за соблюдением законов, предусмотренных Законами Престолонаследия…

— …дабы управлять подданными королевства и следить за соблюдением законов, предусмотренных Законами Престолонаследия…

— …с благословения и во славу Ина.

— …с благословения и во славу Ина и всех богов.

Прелат нахмурился, но после короткого колебания возложил корону на голову Керни. Король повернулся к своим подданным, которые опустились на одно колено в знак почтения.

— Встаньте, пожалуйста, — сказал Керни, наконец улыбаясь.

Все встали и как один закричали: «Ин, храни короля!» — повторяя слова снова и снова.

В глубине зала появились слуги с огромными подносами, уставленными разнообразными яствами, и бессчетными бутылями вина. Во внутреннем дворе заиграли ярмарочные музыканты, и Тавис заметил танцоров, которые прыгали и кружились в садах.

— Празднество будет продолжаться весь день и всю ночь, — сказал Гринса. — Вы хотите остаться?

Тавис посмотрел на предсказателя, пытаясь понять, шутит ли он. Но лицо кирси хранило мягкое выражение, и в желтых глазах не было ни тени насмешки.

— Конечно, — сказал Тавис. — А ты разве не хочешь?

Гринса пожал плечами, но ничего не ответил.

Керни медленно направился в глубину зала, ведя под руку Лейлу; они оба приветственно кивали и махали руками людям, следившим за каждым движением королевской четы.

Удостоверившись, что Андреас удалился в противоположный конец зала, Тавис присоединился к отцу, и они отыскали Шону, Фотира, Ксавера и Хагана, а потом все вместе прошли к столам, ломившимся от яств. Мальчик заметил, что Гринса вскоре подошел к своей сестре.

Поначалу Тавис так радовался возможности побыть среди родных и близких людей, что не обращал никакого внимания на остальных. Но спустя какое-то время он снова стал замечать враждебные взгляды. Люди смотрели на него так, будто он одет был в цвета Анейры или, что еще хуже, покрыт кровью Бриенны. Постепенно молодой лорд начал понимать, почему Гринса спросил, хочет ли он остаться.

Когда кирси снова подошел к нему, Тавис вздохнул с облегчением.

— Веселитесь? — спросил предсказатель, отпивая вина из бокала и скользя рассеянным взглядом по залу.

— Нет. Как ты и предвидел.

Гринса посмотрел мальчику в глаза:

— Мне не доставляет удовольствия мысль, что я оказался прав. Надеюсь, вы понимаете это, Тавис. Они не готовы отнестись к вам благосклонно, а вы пока еще не в силах обойтись без их благосклонности.

— Похоже. Я готов уехать, когда ты пожелаешь.

Кирси пожал плечами.

— Да хоть сейчас.

— А как же твоя… А как же главный советник?

— Мы уже попрощались.

Тавис кивнул. Он не был уверен, что уже готов отправиться в путь, но ему было достаточно позора для одного дня.

— Дай мне попрощаться с родителями.

Расставание с отцом и матерью оказалось не таким мучительным, как он предполагал. Мать вскрикнула, но она ожидала этого. Отец в последний раз попытался уговорить Тависа отправиться в Глендивр, но мальчик уже принял решение. Поняв бесполезность всех попыток переубедить сына, Яван вручил ему кошелек, полный монет.

— Не знаю, на сколько тебе этого хватит, — сказал герцог. — Но ты будешь обеспечен пищей и жильем, по крайней мере, несколько месяцев.

К великому удивлению молодого лорда, прощание с Ксавером оказалось неожиданно тяжелым. Когда они обнялись, на глазах друга выступили слезы, и Тавис посмеялся бы над ним, когда бы сам не плакал.

— Да хранят тебя боги, Тавис, — прошептал Ксавер, все еще крепко обнимая его. — Чего бы еще ты ни искал, надеюсь, ты обретешь душевный покой.

Тавис отступил назад и через силу улыбнулся, с трудом сдерживая слезы.

— Да хранят тебя боги. — Он хотел бы сказать больше, но слова, казалось, не имели никакого значения. Ему оставалось лишь надеяться, что Ксавер понял это.

Фотир пожал Тавису руку и пожелал удачи; то же самое сделал Хаган. И внезапно мальчик почувствовал, что больше ничто не удерживает его здесь. Или почти ничто.