Дэвид Коу - Правила возвышения

Сразу после смерти мальчика Келл приказал сровнять с землей все окрестные деревни. Уже спустя много лет все заключили, что им двигали одновременно злоба, ярость и горе. Но поскольку разносчиками болезни были мыши, жившие в полях и домах в сельской местности, и паразиты, кишевшие в шерсти грызунов, пожары положили конец эпидемии. Поняв, что он нашел способ борьбы с чумой, Келл превратил это в обычай. Какое-то время он прибегал к помощи придворных колдунов, которые предсказывали вспышки эпидемии, но вскоре стало ясно, что последние повторяются через удивительно равные промежутки времени — как правило, каждые шесть лет. Тогда и начали гореть окрестные деревни. Раз в шесть лет.

Младший сын Келла, Ансен, продолжал следовать заведенному обычаю после смерти отца, но новый герцог добавил к нему Пир, призванный отчасти умиротворить население, смягчить удар. Это тоже стало традицией. Все жители герцогства приглашались в Галдастенский замок на роскошное пиршество, которое проходило с невиданным размахом. По приказу герцога повара выпекали хлеб и готовили блюда высочайшего качества. Специально для такого случая из Санбиры и Сирисса привозили овощи и сушеные фрукты. И конечно, одна за другой открывались бочки вина. Не обычного пойла, а лучшего вина из галдастенских погребов.

А пока люди ели и пили, плясали под музыку придворных музыкантов и воображали себя знатными особами всего на одну ночь, герцогские колдуны-кирси в сопровождении сотни лучших галдастенских солдат шли от деревни к деревне, поджигая каждый дом, амбар и поле. Они не щадили ничего, даже домашний скот.

Утром, когда люди покидали замок и плелись домой, пресыщенные пищей, измученные и еще не протрезвевшие, они неизменно возвращались на свои дымившиеся пепелища. Последнее такое возвращение Пайтор до сих пор помнил столь живо, что слезы на глаза наворачивались. Стефан всего полтора дня как умер. У них с Карой не было времени хотя бы обмыть тело сына перед его путешествием к Байану в Подземное Царство. Но по возвращении они не нашли даже стен своего дома, не говоря уже о теле Стефана. Такой силой обладал огонь колдунов.

Да, чума действительно не приходила в Галдастен на протяжении многих поколений. Взамен у них были Пиры.

— Наш народ, — повторил Пайтор уже спокойнее. — Герцог делает это не ради нас. Ему на нас абсолютно наплевать. Он делает это, чтобы обезопасить себя и свою семью, как делал старый Келл, а потом Ансен. Если Пир запоздает на день-другой и не успеет спасти жизнь чьему-то ребенку — что с того? Для герцога это не имеет значения. Этот Келл, наш Келл, ничем не отличается от всех прочих.

— Прекрасно! — сказал Брайс, устремляя на Пайтора взгляд серых глаз, острый, как кинжал герцога. — Он печется лишь о своих интересах! И ни на миг не задумывается о том, что известно всем нам: Пиры избавляли нас от таких страданий, какие ты даже вообразить не можешь! Что ты предлагаешь нам делать? Ты сам знаешь, что такое огонь кирси! По-твоему, мы можем противостоять этому? По-твоему, мы можем бороться с этим?

Пайтор яростно уставился на Брайса, не находя ответа и чувствуя, как краска заливает щеки.

Брайс свирепо ухмылялся, хотя его лицо под шапкой серебристых волос угрожающе побагровело.

— Я так и думал, — наконец сказал он. — Ты просто дрянной крикун. И всегда таким был. Я думал, может, теперь, когда ты наконец остался совсем один на белом свете, у тебя хватит ума и мужества убрать все дерьмо, которое ты вываливаешь нам под ноги каждый день. Но, видать, я переоценил тебя.

— Довольно, Брайс! — резко сказал Март.

Богач отвел глаза в сторону и замолчал.

Март повернулся к Пайтору, озабоченно нахмурив лоб:

— Брайс не хотел тебя обидеть, Пайтор. Просто он не всегда думает, прежде чем говорит. — Он бросил на Брайса укоризненный взгляд. — Стефан был замечательным мальчиком, Пайтор. Мы все любили его. И мы знаем, что ты до сих пор оплакиваешь его смерть. Но, — продолжал он осторожно, словно ожидая, что Пайтор его вот-вот ударит, — Брайс отчасти прав. Я тоже ненавижу Пиры. Мы все ненавидим. Однако есть ли у нас выбор?

Пайтор ответил не сразу. Что знал Март о его горе? Что знал любой из них? Он продолжал испепелять взглядом Брайса, который теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. Несмотря на свой грубый тон и жестокие слова, Брайс с некоторых пор боялся его. Не потому, что Пайтор был выше или сильнее. Ни выше, ни сильнее он не был. Брайс боялся, потому что Пайтор потерял все, по крайней мере все самое дорогое в жизни. У Брайса оставалась семья, ферма и богатство, поэтому он был уязвим.

Пайтор еще несколько секунд сверлил Брайса взглядом, пока тот не смешался окончательно, а потом обвел глазами остальных. Все пристально смотрели на него. Дэвор с испуганным и смущенным видом; Эдья с обычной своей безумной ухмылочкой, а Джервис просто уныло, словно старый мул. Сигел тоже смотрел на него, но задумчиво: так разглядывает человек участок земли, предложенный ему за хорошую цену. Он оценивал Пайтора, прикидывая, на что тот способен. Пайтор широко улыбнулся, но выражение лица Сигела не изменилось.

— Выбор всегда есть, — сказал наконец Пайтор. — Нужно просто найти в себе силы отыскать другие пути.

Брайс издал резкий недоверчивый смешок:

— И надо полагать, у тебя такие силы есть!

Пайтор услышал вызов в его словах и тогда понял, что он сделает, что он должен сделать. Никто из них ничего не предпримет. Они были на такое не способны. Но он способен. Осознав это, он впервые со дня смерти Кары ощутил себя живым человеком. Он медленно повернулся и вновь посмотрел прямо в глаза Брайсу, позволив себе улыбнуться.

— А вот это мы еще увидим, правда?

— Я скажу тебе, что мы увидим, — ответил Брайс. Он по-прежнему казался испуганным, но явно не мог остановиться. — Мы увидим, как ты занимаешь очередь у ворот Галдастенского замка задолго до заката, чтобы наверняка получить добрую порцию вина и баранины. Именно это мы видели на каждом Пиру, кроме последнего. И на сей раз ничего не изменится.

Пайтор ощерился, словно дикий пес, надеясь, что Брайс примет его оскал за ухмылку.

— И ты будешь стоять прямо за мной, да, Брайс?

— Разумеется. — Брайс нервно хохотнул. — Разумеется. Мы сядем рядышком и от души посмеемся, вспоминая этот наш разговор. Мы наполним кубки вином и выпьем за наше здоровье.

Остальные тоже деланно рассмеялись, но продолжали смотреть на Пайтора, стараясь предугадать его реакцию. Все почувствовали явное облегчение, когда он рассмеялся тоже. Но Пайтор смеялся громче и резче других; он принял решение.

Он мельком взглянул на Сигела. Смуглый человек, все с тем же странным выражением на тонком лице, пристально смотрел на него, словно читал его мысли. Пайтор с удивлением осознал, что это его не тревожит, а скорее успокаивает. Уж Сигел-то был в состоянии все понять.