Константин Соргунов - Корпорация цветов

Октябрь выдался необычайно тёплым, деревья всё ещё стояли зелёными, на газонах и клумбах всё ещё зеленела трава. Иногда вечерами я подолгу гулял в одиночестве по Московскому проспекту, раздумывая о том, что же всё-таки произошло этим летом. Иногда я даже ловил себя на мысли, что неплохо было бы вернуться туда, где к небу тянутся высокие розовые деревья, где под ногами шелестит мягкая трава а воздух напоен волшебными медовыми ароматами. Хотелось мне и увидеть переливчатые цветы, мерцающие во мшистом лесу, пройтись по мостику над небольшим озерцом и ещё раз посмотреть на странного белого зверя, лежащего на солнечной лужайке. Впрочем, я не позволял себе слишком об этом задумываться, разумно опасаясь, что так недолго совсем тронуться умом. Слишком уж нереальным казалось мне всё произошедшее, хотя я имел доказательства того, что всё происходило на самом деле. Ведь близнецы действительно пропали, а я где-то пропадал до самого вечера.

В один из дней на меня напала страшная тоска. Работа, семья, всё опротивело мне до критичной точки, даже сестра, которая как обычно была ко мне необычайно добра, казалась сейчас крикливой и эгоистичной бабой. Мне стоило невероятных трудов не сорваться с утра на дочь, но, кажется, моё настроение не ускользнуло от её наблюдательных глаз. Хорошо ещё, что у Насти хватило ума не спрашивать меня ни о чем. Она наскоро перекусила двумя бутербродами, подхватила свой новомодный ранец и умчалась в школу. Когда за ней хлопнула дверь, я позвонил на работу и сказал, что меня сегодня не будет. После этого я разогрел холодную куриную ножку, съел её с майонезом и почувствовал себя ещё хуже. Меня тошнило и я с большим трудом удержал еду в желудке. Выпив два стакана крепкого чая с сахаром, я понял, что лучше мне не будет. Зато я понял, что должен сделать. Я оделся и поехал в национальную библиотеку.

Не буду рассказывать, каких трудов мне стоило получить новый читательский билет, учитывая то, что сборник рассказов О`Генри я так и не сдал. Но в итоге билет я получил, а вместе с ним возможность походить вдоль бесконечных стендов, разыскивая то, сам не знаю что. Единственное, в чем я был уверен, так это в том, что я должен взять здесь какую-то книгу. Вот только какую?

Пока я бродил по библиотеке, я думал о том, что натолкнуло меня на мысль сюда приехать. С одной стороны желание было совершенно спонтанным, а вот с другой я чувствовал, будто бы меня что-то толкает. Мне хотелось приехать в библиотеку так, как иногда хочется посреди ночи съесть кусок копченой колбасы. Вроде бы абсурдное желание, ты совершенно не чувствуешь себя голодным, но тебе просто необходимо сжевать колбасу. Конечно, я не всегда иду на поводу у собственных желаний, но когда для исполнения их не требуется каких-то невероятных усилий, проще исполнить, чем терпеть.

Искать нужную книгу пришлось недолго. На одной из полок и увидел именно то, что нужно, хотя понятия не имел, по каким признакам я это понял. "Три нити жемчуга", автор Алексей Саркович. Чем эта книга отличалась от других? Не знаю. Я оформил книгу на две недели и поехал домой, предвкушая провести остаток дня за чтением. После уроков Настя собиралась пойти к подруге, поэтому до вечера я был предоставлен сам себе. Я заварил черный чай, налил себе большую кружку, и уселся с книгой на диван. Следующий два часа я с удовольствием читал, прерываясь только на то, чтобы сделать себе пару бутербродов.

Книга была довольно большой, по крайней мере, раза в два больше стандартного формата. Обложка у неё была мягкой и глянцевой. Она походила на мой старый учебник по экономике, который при желании можно было согнуть пополам и сунуть в карман куртки. Внутри была черно-белая иллюстрация, изображающая трёх мрачноватого вида людей: мужчину в военной форме, бравого морячка и потрёпанного вида парня в майке. Не знаю, чем руководствовался издатель при составлении этой книги, но произведения, собранные в ней, не имели между собой ничего общего. История одного двора, в котором каждый вечер собирались играть в домино, повесть о школьном учителе, сошедшем с ума (я сразу вспомнил Чикатило), рассказ о юноше, утопившем в реке собственную невесту. Помимо всего прочего в книге была повесть "Детство Леры", рассказывающая об обычном маленьком мальчике. Чем-то это произведение напомнило мне "Детство Никиты" Толстого, хотя, наверное, все описания детских лет похожи друг на друга. Я читал сначала с ленивым любопытством, потом мне начал всё больше и больше нравиться авторский слог и я буквально упивался каждой страницей. Я никак не мог понять, как человек, который лепил в "Дворе славы" буквально мат на мате, мог написать настолько увлекательную и добрую детскую сказку. Насколько я понял, действие там происходило в начале двадцатого века. Конные повозки и экипажи, железная дорога, как наиболее быстрый и надежный способ добраться до места, газовое освещение и робкие мечты об авиации. Каково же было моё удивление, когда я дошел до главы под названием "Черный ворон". Речь там шла о том, как мальчик Лера начинал своё знакомство с компьютером. Глава пестрела картинками, иллюстрирующими происходящее действие. В основном это были схематические зарисовки происходящего на экране. А "Черным вороном" Лера почему-то называл виртуальный мир, который по его разумению жил своей жизнью, вне зависимости от воли людей.

Глава была написана неплохо, в этом автору надо отдать должное, но я всё никак не мог понять, какое она имеет отношение к плавно развивающемуся сюжету. Дальше я читал уже не без предубеждения и намеренно выискивал откровенные ляпы. В повести не было ни единого упоминания о том, в какое время развиваются описываемые события, но свидетельства, отсылающие меня то к началу, то к концу двадцатого века встречались постоянно. Так например в школу Леру отправляли на извозчике, и в то же время отец мальчика уезжал в аэропорт. Лера учился работать на компьютере, но судя по всему в доме не было электричества, потому что семья пользовалась газовыми рожками. Мальчик принимал контрастный душ, но воду носили из колодца, кухарка ходила на рынок с продуктами, но на пакетах почему-то был штрих-код. Больше всего меня удивили поезда, которые, судя по подробному описанию, были обыкновенными составами, выпускавшимися в шестидесятые-семидесятые годы на рижском заводе. Я начал думать, что автор имеет ввиду какую-то параллельную реальность, где возможно переплетение подобных эпизодов, но я никак не мог понять, зачем это нужно в детской повести.

Потом я отложил книгу на полку и не вспоминал о ней до тех пор, пока жизнь не свела меня с автором, встреча с которым оказалась для меня роковой. Алексея Саркович был молодым человеком лет двадцати пяти, ничем, пожалуй, не примечательный, кроме того, что практически всю свою сознательную жизнь был слепым. Зрение вернулось к нему около трёх лет назад, хотя, конечно нельзя сказать "вернулось", потому что Алексей с детства был слеп. Он неожиданно прозрел во время игры на пианино, вызвав тем самым оживленные споры в кругу врачей, занимающихся офтальмологией. Саркович не был музыкантом, но иногда играл на губной гармошке и флейте исключительно для своего удовольствия. Родители подарили ему электронное пианино, и стоило ему только положить руки на клавиши, как из-под пальцев потекла удивительная лирическая мелодия. Говорят, что у некоторых людей есть талант от бога, именно такой талант и был у Алексея. Он не знал нотной грамоты, не имел ни малейшего представления о том, как играть на пианино, но играл так, что у слушателей текли слёзы. Он импровизировал, музыкой рассказывал целые истории, очаровывал и вдохновлял. Однажды, когда Алексей вытворял что-то совсем виртуозное, руки его двигались так быстро, что за ними нельзя было уследить, слепого музыканта по его словам будто что-то ударило. У него сильно закружилась голова, из глаз потекли слёзы и он безвольно упал головой на клавиши. Очнулся он через несколько секунд и тут же снова потерял сознание от обилия информации, которая поступала к нему в мозг через внезапно прозревшие глаза. Зрение вернулось к Сарковичу в один миг, едва не сведя его с ума. Молодой человек до крови расцарапал себе лицо, не в силах справиться с нахлынувшими новыми чувствами, свет врывался в его голову острыми свёрлами, отдаваясь острой болью в висках. Через несколько дней Алексей пришел в себя и научился видеть так, как видят все обычные люди. Музыкальный дар покинул его навсегда, но каждый вечер Саркович часами просиживал над пианино, держа руки над черно-белыми клавишами. Долго он не смел прикоснуться к ним, суеверно опасаясь того, что зрение может снова его покинуть, а когда, наконец, осторожно пробовал взять аккорд, у него получалась только резкая переборка разнообразных звуков.