Мэрион Брэдли - Лесная обитель

Эйлан тупо кивнула. Бендейджид обнял ее и с нежностью в голосе произнес:

– Я старше и мудрее тебя, Эйлан. Молодые беспокоятся только о себе. Думаешь, я не замечал твоей тоски? Я решил, что ты скучаешь по Диде, и поэтому я, конечно же, разгневан на этого неполноценного римлянина, который заставляет тебя так страдать.

Напряженно замерев в объятиях отца, девушка снова кивнула, но мысли ее были далеко. Он сказал, что, если она выйдет замуж за Гая, вороны выклюют ее сердце, и поначалу она думала, что это всего лишь образное выражение. Но теперь она начала сознавать, что ее отец говорил чистую правду: сердце ныло острой болью, будто и в самом деле в него вонзился клюв ворона.

Чувствуя, что дочь продолжает упрямиться, Бендейджид раздраженно добавил:

– Твоя мать права: тебе пора замуж. Этой же зимой я найду тебе мужа, и он будет британцем.

Эйлан вырвалась из рук отца; глаза ее сверкали яростью.

– Я вынуждена подчиниться тебе, – зло заговорила она. – Но если уж мне не дозволено самой выбрать мужа по сердцу, я вообще не выйду замуж.

– Дело твое, – рассердился Бендейджид. – Я не собираюсь тебя принуждать. А Сенаре я подыщу жениха заранее, пока она еще ребенок. Я не желаю еще раз вступать в такой конфликт с собственной дочерью.

Дождь лил не переставая вот уже много дней. Реки и озера вышли из берегов, затопив поля, размыв все дороги и тропинки. Маири вот-вот должна была родить, а о судьбе ее мужа по-прежнему не было никаких известий. Она понимала, что рожать ей лучше под кровом отчего дома, но в ее положении было опасно куда-либо ехать. Поэтому Эйлан в сопровождении двух слуг отправили на хутор к сестре.

Девушка была рада пожить у Маири, хотя сама по ночам часто плакала, думая о Гае. Здесь в ней нуждались. Она помогала сестре коротать одиночество, возилась с маленьким племянником. Мальчик постоянно капризничал, вид у него был потерянный и несчастный, потому что мать перестала кормить его грудью, а отец куда-то исчез. В последние дни беременности Маири было тяжело заниматься с малышом, а у Эйлан хватало терпения часами кормить племянника из ложки, вырезанной из рога, развлекать его, и мальчик постепенно позабыл свои горести; в доме снова слышался его звенящий смех.

Дождь по-прежнему не прекращался, и Эйлан иногда со страхом думала, что, возможно, ей самой придется принимать у сестры роды. Однако Маири договорилась, чтобы к ним на это время приехала одна из жриц.

– Все женщины Лесной обители обучены таким вещам, сестра, – объяснила она Эйлан, потирая поясницу, в которой последние дни не утихала ноющая боль. – Так что не переживай.

Эйлан жила у Маири уже четвертый день и за это время постепенно освоилась в доме сестры.

– Как было бы замечательно, если бы прислали Диду, правда?

– Она совсем недавно живет в Лесной обители, и ей нельзя отлучаться оттуда в течение первого года. Мне пообещали прислать одну из помощниц Лианнон. Ее зовут Кейлин, она родом из Гибернии. – Маири проговорила это как-то сухо и неприязненно, и Эйлан подумала, что, наверное, ей не нравится эта жрица, но спрашивать ни о чем не стала.

Кейлин приехала через три дня. Это была высокая женщина, плотно укутанная в шали и платки, из-под которых проглядывали только глаза и густые темные волосы. На фоне почти черных волос и бровей ее кожа неестественно отсвечивала молочной белизной, но глаза у жрицы были голубые. Она стала снимать о себе верхние одежды, и от ее резких движений по комнате словно пронесся порыв ветра. Из очага вырвались клубы дыма, и жрица закашлялась. Эйлан торопливо налила в кружку пива и молча протянула ее женщине.

– Спасибо, дитя мое, – низким голосом поблагодарила девушку жрица, – но мне это не дозволено. Дай мне лучше воды…

– Да-да, конечно, – смутившись, пробормотала Эйлан и с чашкой в руке поспешно бросилась к двери, где стояла бочка с водой. – Хочешь, я принесу чистой воды из колодца…

– Не надо, меня вполне устроит вода из бочки, – сказала жрица и, взяв из рук Эйлан чашку, мгновенно осушила ее. – Благодарю тебя. Однако кто здесь собирается рожать? Ты сама еще совсем дитя.

– Это у Маири должен родиться ребенок, – тихо ответила Эйлан. – А меня зовут Эйлан, я – средняя дочь Бендейджида. У меня есть еще младшая сестренка, Сенара. Ей всего девять лет.

– А я Кейлин.

– Я видела тебя на празднике костров, но я тогда не знала твоего имени. Я думала, что помощница Лианнон должна быть… – Девушка смущенно замолчала.

– Старше? Более степенной? – докончила за Эйлан жрица. – Я давно живу с Лианнон, с тех самых пор, как она привезла меня с западного побережья Эриу. Когда мы приехали в Лесную обитель, мне было лет четырнадцать, а я живу там вот уже шестнадцать лет.

– Ты знаешь Диду? Она моя родственница.

– Конечно, но она живет вместе с послушницами. Нас ведь много в Лесной обители, однако мы не все занимаем равное положение. Теперь, увидев тебя, я понимаю… Но об этом после. Сейчас я хочу поговорить с твоей сестрой.

У Маири был уже такой большой живот, что она едва могла ходить. Эйлан подвела жрицу к сестре, а сама, чтобы не мешать их разговору, отошла в сторону, так что почти и не слышала, о чем вполголоса спрашивала Кейлин беременную женщину. Спокойный, размеренный говор жрицы действовал успокаивающе.

Эйлан заметила, что Маири расслабилась, лицо ее просветлело. И тут девушка впервые осознала, что последние дни ее сестра жила в страхе. Кейлин ощупывала длинными пальцами живот Маири, и та лежала спокойно, совсем не морщась от боли. Жрица закончила осмотр, и Маири облегченно вздохнула.

– Думаю, сегодня ты не родишь, а может, даже и завтра. Ты пока отдыхай, девушка. Скоро тебе понадобится ох как много сил, – ласково проговорила Кейлин.

Позаботившись о Маири, жрица вернулась к Эйлан, которая сидела у огня.

– Это правда, что ее муж куда-то исчез? – тихо поинтересовалась она.

– Мы опасаемся, что его захватили римляне, – ответила Эйлан. – Отец предупредил, чтобы я случайно не обмолвилась об этом Маири.

На какое-то мгновение взгляд Кейлин затуманился, словно она смотрела куда-то в глубь своей души.

– И не говори ей ничего. Боюсь, она больше не увидит его.

Эйлан с ужасом смотрела на жрицу.

– Тебе что-то известно?

– Я видела знамения, и они не предвещают ничего хорошего.

– Бедная Маири, бедная моя сестра. Как же ей сказать об этом?

– Сейчас молчи, – посоветовала Кейлин. – Я сама ей скажу, когда она родит. Тогда ей будет легче пережить свое горе.

Эйлан поежилась. Она очень любила Маири, а жрица рассуждала о смерти столь же естественно и деловито, как и о жизни. В ее голосе не слышалось ни участия, ни сожаления. Наверное, жрицы воспринимали жизнь и смерть совсем не так, как она, Эйлан.