Юлия Зонис - Дети богов

Настоятель на чистом немецком предложил солдатам отпустить детей и убираться вон из святой обители. Унтер, грубая сволочь, естественно, только загоготал и поинтересовался, что святой отец собирается сделать, если он и его солдаты не подчинятся приказу. Настоятель ничуть не смутился. Он сказал, что еще раз просит господ эсэсовцев удалиться, иначе они сильно пожалеют о творимом ими святотатстве. Унтер в ответ лишь пожал плечами и, отвернувшись, велел грузить детей в кузов. Добавлю, что каналья еще и улыбался малышам и даже погладил одного из них по голове. Фридрих не выдержал и, подойдя к машине, сказал, что приказывает остановить погрузку. Как старший по чину, он имел право отдать такой приказ, однако тут коса нашла на камень. Унтер, ухмыльнувшись, ответил, что, как солдат, обязан выполнить распоряжение господина штурмфюрера, однако, как член партии, не может не доложить об инциденте сразу же по возвращении в Берлин. Как поступили бы вы, Генрих? Как поступил бы я? Я представляю, как повел бы себя в этой щекотливой ситуации Отто, но, увы, не всем быть смельчаками. Фриц понял, что дальнейший разговор бесполезен, и присоединился к товарищам у часовни. Военные с шутками и прибаутками продолжили свое дело. И тут снова вмешался аббат, до этого бесстрастно наблюдавший за стычкой. Он подошел к унтеру и сказал ему что-то, чего Фриц не расслышал. От слов настоятеля скотина позеленела и схватилась за пистолет. Однако воспользоваться оружием ему не удалось. Непонятно откуда в руках аббата возникла сабля или шпага — длинный, узкий, чуть изогнутый клинок — и, двигаясь с невозможной для человека быстротой, аббат зарубил и командира, и всех собравшихся во дворе солдат. Его жертвы не то что выстрелить не успели, а не успели, кажется, и просто сообразить, что происходит. Фриц, Гельмут и Карл в оцепенении наблюдали за бойней от дверей часовни. Закончив свое страшное дело, аббат, как ни в чем ни бывало, обратился к высокому монаху и велел тому увести детей — куда точно, Фриц не уловил. Товарищи высокого монаха между тем собрали автоматы убитых. Добавлю, что у тройки моих товарищей было служебное оружие, однако они почему-то и не подумали стрелять. Более того, первым пришедший в себя Карл даже высказался в том духе, что поделом досталось зажравшейся в тылу гадине, что он бы сам с удовольствием выпустил негодяю кишки, и что действиям странного аббата он аплодирует — побольше бы таких аббатов. Впрочем, боюсь, с аплодисментами бедный Карл поспешил.

Когда первая суета во дворе улеглась, высокий монах с детьми ушел, а остальные принялись убирать трупы, настоятель приблизился к моим друзьям и поинтересовался, для какой цели господа нацисты прибыли в порученную его заботам обитель. Фриц объяснил ему, что к чинимому солдатами самоуправству они не имеют никакого отношения, они — всего лишь историки, приехавшие в монастырь в поисках некоего барельефа. Он даже извинился за действия солдат, хотя, учитывая, чья кровь растекалась ручьями по двору, извинения звучали не слишком убедительно. Услышав про барельеф, настоятель, до этого сохранявший спокойное и даже безмятежное выражение лица, заметно помрачнел. Он предложил, или, скорее, приказал троице пройти за ним в часовню. Те подчинились. Настоятель немедленно захлопнул дверь часовни, запер изнутри на ключ и, обернувшись к моим коллегам, велел подробно рассказать: какую организацию они представляют, зачем им понадобился барельеф, откуда им стало известно о барельефе, а также перечислить имена всех лиц, вовлеченных в наши исследования. Естественно, Фриц ответил, что разглашать подобную информацию они не имеют права. Задним умом я думаю, что ему следовало соврать что-нибудь более или менее правдоподобное, хотя и не уверен, что ложь остановила бы странного монаха. Аббат покачал головой и сказал, что нужную ему информацию он все равно получит, но тот способ, которым ему придется добывать сведения, очень не понравится господам историкам. Фриц возразил, что не пристало священнику угрожать невинным людям. Монах ответил, что ему лучше знать, что священнику пристало, и еще раз настойчиво попросил ответить на его вопросы. Тут Карл, всегда думавший прежде сердцем, чем головой, потянулся за пистолетом. Дотянуться он не успел, потому что в руках священника возник все та же сабля, как будто материализовавшаяся из воздуха. И этой саблей в мгновение ока аббат отсек Карлу правую кисть. Тот упал на пол, обливаясь кровью. Фриц и Гельмут закричали и попытались бежать вглубь часовни, однако другого выхода из здания не было — имелась лишь лестница, ведущая вниз, в подземные крипты, но и та была перегорожена крепкой железной решеткой. Пока Фриц и Гельмут в отчаянии трясли решетку, убийца-священник, не подходя к лестнице, снова предложил им ответить на его вопросы. Еще он добавил, что не стремится к ненужному кровопролитию, и отпустит моих друзей, если те подчинятся его требованиям. Тогда, видя, что им не уйти, Гельмут достал пистолет и выстрелил себе в подбородок. Пуля пробила его череп навылет. Фриц снова завопил от ужаса и кинулся вверх по лестнице, где чуть не столкнулся с аббатом-убийцей. Мой друг решил, что тут-то ему и конец, однако аббат и не подумал причинять ему вреда. Он велел Фрицу перевязать руку Карла и ждать наверху. Фриц склонился над раненым и оказал ему ту помощь, на которую был способен при сложившихся обстоятельствах.

К этому моменту рассказа Фридриха, если бы не сковавшее все тело оцепенение, меня бы наверняка стошнило. В моем неумелом пересказе события эти кажутся не столь страшными, сколь абсурдными, однако, уверяю, мне было не до смеха. Я видел происходящее как бы сквозь глаза Фрица и мог уловить тень его чувств, а он был смертельно напуган.

Спустя минуту, священник поднялся по лестнице, волоча за собой труп Гельмута. Собрав последние силы, Фриц потребовал, чтобы убийца хотя бы тело оставил в покое, однако священник даже не обернулся. Заслоняя собой истекающего кровью Карла, Фриц наблюдал, как аббат наносит на лоб и щеки мертвеца острием своего клинка странные рунические символы. К сожалению, я мало смыслю в рунах, так что не понял их значения. Закрыв глаза, я вспомню их и сейчас, однако не хочу воспроизводить на бумаге эти сатанинские знаки. После того, как колдун (полагаю, Вы уже поняли, что никаким священником или даже человеком эта тварь не была) изуродовал таким образом тело Гельмута, он свел ладони над головой и издал что-то вроде воя или стона, от которого волосы у Фрица на голове встали дыбом. Затем медленно развел руки и поднял одну из них над покойником. Как марионетка на ниточках, мертвец поднялся по приказу колдуна и начал говорить. Голос у него был совершенно замогильный, но, возможно, оттого, что выстрелом Гельмут повредил себе связки. Тем не менее, понять его было можно. Мертвец рассказал все о наших исследованиях: о дневнике принца, о том, как нам удалось добыть меч, о догадке Отто и об оказавшем нам помощь францисканском епископе. Он назвал все имена, описал, как найти наши лаборатории в Берлине, и где точно находится меч. После этого аббат снова хлопнул в ладоши над головой, мертвец упал и больше не двигался.