Олег Верещагин - Горячий след

— Ничего, — раздражённо ответил Олег — тоже еле слышно, — наши предки без рабов обходились, и эти могли бы. А теперь нечего плакаться.

— Были у наших предков рабы, — возразил Артур. — Холопы были.

— Во-первых, холоп — это не совсем раб, — заметил Олег. — А во-вторых, рабовла-

89.

дельческого строя всё равно не было(1.).

— Ну, они же не знают, что можно жить по-другому, — заспорил Артур.

— Кто из нас в ошейнике побывал? — довольно бестактно поинтересовался Олег. Артур не обиделся:

— Не, ты погоди. Я-то знал, что такое свобода. И понимал, чего меня лишили. А большинство рабов даже и не думают о настоящей свободе. В лучшем случае — просто хотят поменяться ролями с хозяевами. Как ты думаешь, почему у Григория Викторовича армия всё ещё не разбежалась? Да они надеются, что победят и он их наградит. А чем? Землями и рабами из местных. Это он о свободе для всех думает… ну, может, ещё сколько-то особо продвинутых, кто пограмотней или поразвитей. А большинство или лично ему преданы или просто хотят сами стать господами.

— А что ж ты тогда так за коня и за шлем уцепился? — иронично поинтересовался Олег. — Лично ему предан или надеешься, что тебя пожалуют виллой и комплектом полевых рабов?

Кадет смутился, помолчал, потом ответил:

— Я — это я. Я бы и вообще тут остался, может быть. Уж больно дело классное — динамит!

— Его же всё равно разобьют. Он и сам, кстати, это знает.

— Да ну и что? — Артур тряхнул головой. — Зато его точно запомнят.

Мальчишки спустили с плеч верхнюю часть своих накидок и наслаждались теплом, по временами бегло осматривая людей рядом. Впереди — уже недалеко — поднимались серые стены Тале-Тиалу.

— Стены так себе, — шептал Артур. — Я так понял, что тут уже лет двести не было никаких бунтов или войн, а этот город — торговый центр чего-то типа провинции. Ночью я видел, что стены спешно укрепляют. Но в город пока пускают всех.

— Думаешь, наши там? — Олег с интересом рассматривал начавшиеся по обочинам дороги статуи. Они стояли слева и справа — высеченные из чёрного камня изваяния распростёрших крылья длинноклювых птиц в человеческий рост образовывали как бы своеобразную стену.

— Если подумать, то скорее всего да. Давай договоримся, как поступим.

— Предлагаю разойтись, — сказал Олег. — Сразу за воротами. Поделим деньги. Ты будешь смотреть насчёт войск и всего такого, а я начну искать наших. Встретимся у тех же ворот в полдень и решим, что делать дальше.

— Договорились, — Артур кивнул.

— Натяни свою хламиду, — сказал Олег. Артур недоумённо посмотрел на него. — Натяни, говорю… там видно ещё, как тебя… били. Ещё решат, что ты беглый раб.

— Блин, — кадет неспешно (молодец) поправил одежду. — Всё. Немеем начисто.

Около ворот возились с десяток человек — с лопатами. Олегу стало смешно. Они откапывали створки! Из могучих досок, окованные металлом, те прочно вросли в землю. Слева и справа стояли по пять-шесть воинов — в жёстких кожаных доспехах, металлических круглых шлемах, с овальными щитами и длинными копьями, наконечники которых походили на сильно вытянутые ромбы. Если исходить из мысли, что это коренные жители Синмейи, то они были похожи

1. Распространённое гордое утверждение, что "славяне не знали рабства" — к сожалению неверно. Рабы у славян (как, впрочем, у всех народов) были (холопы, которыми становились в результате пленения, насильственной продажи за долги, брака с холопом или холопкой; закупы — добровольно продавшиеся в рабство за долги; рядовичи — продавшиеся в рабство по каким-то иным причинам с составлением особого договора). Но, во-первых, число рабов никогда не превышало 10–15 % от свободного населения (сравните это с Грецией или Римом, где рабов было в 3-20 раз больше свободных). Во-вторых, процедура освобождения из рабства была довольно лёгкой и вполне доступной любому сообразительному, трудолюбивому или просто смелому человеку. В третьих, обращение с рабами было не просто намного, а кардинально более мягким, чем у "цивилизованных народов". И наконец, славяне никогда не перегружали на рабов большую часть физического труда и не считали такой труд "чёрным" и "недостойным свободного человека". Так что рабство в привычном нам "книжном" варианте (с колодками, издевательствами, продажей семей в разные руки, диким самодурством хозяев), к сожалению, пришло в Россию с сильнейшим опозданием, в XVII–XVIII веках — когда окончательно утвердился крепостной строй…

90.

на что-то типа древних ассирийцев, и мальчишки на их фоне казались довольно-таки чужими. Впрочем, среди входящих в город хватало людей с кожей, волосами и глазами разного цвета.

Около ворот стояла ещё одна "птичья" статуя. К её лапам, вцепившимся в край вогнутого постамента-чаши, входящие бросали монеты — квадратные медяшки. Олег бросил две, буквально окаменев внутренне от того, что сейчас… Но никакого "сейчас" не произошло — по ним даже не скользнули взглядами, и мальчишки вошли в ворота, которые по-прежнему упорно откапывали, как бы подтверждая интернациональность русской пословицы о громе и мужике.

* * *

Тале-Тиалу не понравился Олегу ещё больше, чем города Оранжевых Песков. Может быть, потому что там он был защищён — непосредственно своим внешним видом и оружием, косвенно — патрулями хаттов. А здесь никакой защиты не было.

Были затиснутые многоэтажными — по три, а то и пять этажей — домами с плоскими крышами грязные улицы, переполненные шумным и напуганным народом. Неприятные запахи (а точнее — вонь) мешались с запахами готовящейся тут и там еды. На мощёной булыжником мостовой тут и там валялась всякая дрянь, среди которой конский и бычий навоз был почти самым безобидным. Олег пару раз вляпался и понял, что про брезгливость надо забыть. Да и ещё хуже было то, что он и правда ощущал себя глухонемым — совсем, начисто. Внезапно ему стало страшно и тоскливо — где сейчас Артур, где Григорий Викторович — два человека, которые в этом мире могут понять, что он говорит?

Нет, есть ещё трое.

Ещё трое, может быть — здесь. Может быть — рядом. И Олег стал внимательно осматриваться и прислушиваться, в то же время делая тупое и равнодушное лицо.

В нижних этажах домов (в точности как на Земле) располагались лавки, закусочные, какие-то конторы — все с яркими вывесками, иногда не более внятными, чем вывеска той придорожной харчевни, иногда — вполне художественными. Воинов на улицах было немного, пешие. Конных Олег увидел только на большой овальной площади, на которую выбрался после часа, не меньше, шатаний по улицам. Двое всадников, очень похожих на вчерашних гонцов, неподвижно сидели верхами возле пяти кольев, окружённых жиденьким кольцом любопытствующих.