Николай Князев - Владигор. Римская дорога

— Я поняла это еще вчера, — сказала она, — когда «акта диурна» сообщила о твоем щедром обещании. Тут же, правда, было сказано, что император Тиберий когда-то выплатил погорельцам куда большие суммы, то есть заранее принизили твой поступок.

— Дурные императоры были самыми щедрыми, — заметил Гордиан. — Этого не написали в ведомостях?

— Насмешки над тобою вполне закономерны. Раз ты не требуешь от людей лести, то они тут же принимаются злословить. — Юлия сделала паузу, ожидая ответа Гордиана, но тот молчал. Тогда она продолжала: — А вот все эти частные таблички, которые обожают сплетни и мерзкие подробности, так жадно читаемые в провинциях, уже намекают на то, что тебе не под силу будет выполнить задуманное.

— Может, увеличить налоги и наполнить казну?.. — проговорил Марк таким тоном, будто хотел сказать — вот этого делать как раз и нельзя. — Но этих налогов сейчас никто не соберет — слишком много разрушений и жертв. А еще больше тех, кто изображает пострадавших…

— Миллион золотых — большая сумма, — заметила Юлия. — Мне, не привыкшей к роскоши, она кажется непомерной. Даже для Гордиана, самого богатого человека в Риме, она велика.

— Что ты хочешь этим сказать? Сделать выплаты из собственных средств? Но сейчас у меня вряд ли найдется более полумиллиона сестерциев наличными. А нужно в двести раз больше.

Юлия задумалась на мгновение.

— Когда Марк Аврелий испытывал затруднение в деньгах, он, вместо того чтобы увеличить налоги, устроил на форуме распродажу своего имущества и получил необходимую сумму.

— Продать сокровища нашей семьи? — пробормотал Гордиан в растерянности.

В первую минуту фраза Юлии показалась ему кощунственной. Вещи, которые его отец собирал с такой тщательностью, еще хранящие память о своем прежнем владельце, — все эти драгоценные стеклянные и хрустальные кубки, украшенные золотым узором, шелковые ткани, картины и статуи… Одна мысль о том, что он расстанется с ними, покрыла окружающее унылым серым налетом. Предложение Юлии выглядело почти оскорбительно.

— Мне слишком все это дорого, — проговорил он тихо.

— Тем благороднее будет твой поступок.

Она говорила обо всем этом так легко, будто речь шла о потере какой-то безделушки.

— Мне не нравится твоя прическа, — выговорил Гордиан сухо. — Я люблю, когда ты оставляешь волосы длинными спереди, а сзади собираешь их в сетку. Ту, которую я подарил тебе при обручении, — с двенадцатью изумрудами. — Волосы считались символом чувственности, и Юлия прекрасно поняла его намек.

— Я поменяю прическу, — ответила она кратко.

Гордиан вернулся в кабинет, негодуя то ли на себя, то ли на Юлию, и сказал секретарю почти равнодушно, будто говорил о чем-то незначительном:

— Объяви, что через три дня на форуме состоится распродажа моих вещей. Ткани, кубки, картины, статуи. Мне нужно набрать миллион золотых.

Мизифей, который в этот момент явился с докладом, хотел что-то спросить, но, взглянув на Гордиана, не сказал ничего.

На дороге в Пренесту находилась вилла, принадлежавшая Гордианам. Она славилась красотой и роскошью своих бань, тремя галереями и портиком, который поддерживали двести мраморных колонн — одни с зеленоватым оттенком, как морская волна, другие — белые, с красноватыми пятнышками овальной формы, третьи — розовые, на солнце отсвечивающие золотом. Четвертые были белы, как снег на вершинах Альп. С раннего утра к вилле потянулись повозки из Рима. Они подъезжали пустыми. Рабы, шлепая босыми ногами по мраморным ступеням, торопливо выносили из покоев золотые, стеклянные и серебряные вазы, чаши и бокалы, отрезы золотых и шелковых тканей, тащили серебряные ложа из триклиния и цитрусовые столы, каждый из которых стоил пятьсот тысяч сестерциев. Потом настал черед мраморных статуй. Огромную группу, изображавшую богиню Диану и преследовавшего ее Актеона, уже наполовину превратившегося в оленя, выкатили на деревянных катках. Следом вынесли статуи, которые прежде украшали роскошную купальню, — четыре прекрасные нимфы в объятиях волосатых, козлоногих и дерзко ухмыляющихся сатиров. Статуи смотрели на суетящихся рабов нарисованными глазами и привычно улыбались ярко-алыми крашеными губами. Каменных богов, нимф и сатиров оборачивали в солому и клали на повозки, накрыв поверху мешковиной. Последними вынесли картины, и тоже, обернув мешковиной, погрузили на повозки.

— Что ж это такое?.. — недоумевал раб-управляющий, глядя, как пустеют некогда столь великолепные залы. — Неужто Август будет смотреть на голые стены и возлежать на простых деревянных ложах, когда явится сюда отдохнуть?

— Я бы весь этот бездомный сброд, всех этих потерпевших от стихийного бедствия отправил на войну с германцами или персами — сразу бы и народу сделалось меньше, и не было бы нужды раздавать им деньги, — отвечал другой раб, розовощекий здоровяк с белесыми, коротко остриженными волосами и бычьей шеей.

В его ведении находились бани, почти не пострадавшие от этого добровольного мародерства, если не считать статуй. Даже серебряные краны остались на месте. Гордиан мог лишиться ложа и столов, но не купальни. Бани — это святая святых римлянина после храма, на них никак нельзя было покуситься.

— Хорошо, что нас он не собирается продавать, — грустно покачал головой управляющий. — А по мне, так уж лучше продал бы — совестно принимать хозяина среди голых стен.

— Да кому ты нужен? — засмеялся банщик. — Другое дело — я, меня непременно купит какая-нибудь любвеобильная матрона, такие падки на молодых.

— Мне Гордиан Август уже предлагал свободу, — с обидой в голосе сообщил управляющий. — Но я отказался.

— А вот если бы мне… — мечтательно протянул банщик.

— Копи деньги, — посоветовал старик. — Через пять лет будешь свободен.

— Вот еще! Гордиан мне свободу и так даст!

С утра народ стекался к форуму божественного Траяна, где, как объявляли вывешенные по всему городу доски, была назначена распродажа вещей императора. Первыми, как всегда, явились люди в драных туниках и плащах из некрашеной шерсти, которые, разумеется, ничего покупать не собирались, но не могли пропустить столь захватывающее зрелище. Десятки повозок еще засветло доставили сокровища на форум, и теперь они были сложены в нескольких арендованных для этой цели лавках. В тени портика огромной базилики Ульпия установили ложа для наиболее знатных и богатых покупателей, чтобы им удобно было наблюдать за торгами. Скульптуры большей частью уже распаковали и водрузили на постаменты, чтобы будущие владельцы могли вволю ими налюбоваться. Великолепные статуи прекрасно гармонировали с базиликой, с ее колоннами из белого, в пурпурных прожилках, мрамора, с завитками коринфских капителей, резными карнизами и барельефами фризов.