Сергей Махотин - Владигор и Звезда Перуна

Долго ждать не пришлось. Гул заполнил тесный грот, стал нестерпимым и почти осязаемым. Все трое закрыли уши ладонями, но это мало помогло. Земля затряслась, в боковой стене появилась трещина, и Владигор испугался, что низкий потолок сейчас рухнет. Затем все поглотила жаркая тьма.

Окна просторного зала были широко распахнуты. Легкий ветерок теребил прозрачную ткань занавесок и шелестел снаружи длинными пальмовыми листьями. Посреди зала стояла круглая ваза, искусно вырезанная из цельной малахитовой глыбы. Над ней весело звенел маленький фонтан, голубая вода стекала вниз по многоярусным чашам, наполняя мраморный пруд, в котором покачивались зеленые блюдца лилий.

Лицом к свету на высоком троне, спинка и подлокотники которого были украшены драгоценными камнями, сидела красивая женщина в черном одеянии. Осанка ее была гордой, голос, когда она заговорила, невозмутимо спокойным, не выражающим ни удивления, ни гнева, ни радости.

— Ты вновь пришел сюда, человек. Однажды я уже сохранила тебе жизнь, ибо твоя смерть не принесла бы мне никакой пользы. Тебе не страшно, что твоя назойливость в конце концов покажется мне чрезмерной?

Тот, к кому она обращалась, стоял перед троном, опустившись на одно колено и почтительно склонив голову. Мужчина был молод и красив, черная, чуть вьющаяся борода была коротко и аккуратно подстрижена. Ворот шитого золотом терлика, еще не очищенного от дорожной пыли, был расстегнут, но не по причине полуденной жары, а из-за отсутствия верхней пуговицы. Он поднял голову и посмотрел на восседавшую на троне восторженными глазами:

— Лишь одного я страшусь, царица, — лишиться надежды видеть тебя и любоваться твоей неземной красотой. Смысл моего существования на земле теперь в этих кратких мгновениях. И если ты захочешь казнить меня, я уже тем только буду счастлив, что волю эту произнесут твои прекрасные уста.

На царицу не произвела никакого впечатления страстная речь ее обожателя. Она пропустила лесть мимо ушей и слегка нахмурилась, раздумывая, что ей делать с этим человеком.

— Я принес то, что ты просила, — осторожно сказал тот.

— Просила? — Левая бровь царицы изогнулась, как потягивающаяся кошка. — Я что-то у тебя просила? — Она засмеялась, настолько забавной показалась ей необдуманная дерзость этого молодца.

— О, прости! — воскликнул он, прикладывая к сердцу обе ладони. — Я совсем потерял рассудок. Я хотел сказать, что постарался сделать тебе приятное, разыскав эту книгу, в которой сам ничего не смог понять. Кроме того, в ней так много пустых страниц…

Он поднял стоящий перед ним ларец, обитый бархатом, и протянул царице. Она не сделала никакого ответного движения, чтобы принять дар, и смущенный поклонник осторожно поставил его на нижнюю ступень трона.

— Ты сказал, что тебя зовут…

— Гвидор, моя госпожа, — подсказал тот.

— И что твой Золотой Замок стоит на берегу Бескрайнего океана?

— Да, моя госпожа. Он бы тебе понравился. О, как бы я желал, чтобы ты взглянула на него и вошла под его своды, нет, не гостьей, а хозяйкой!

— Возможно, так оно и будет, — ответила она с холодной резкостью, подразумевавшей совсем не то, о чем мечтал Гвидор. Он вздрогнул, тень беспокойства пробежала по лицу, но через мгновение его глаза вновь выражали умиление и покорность. — А теперь оставь меня. В Южной башне есть несколько пустых комнат, можешь занять одну из них. И не приходи, пока я не позову тебя. Я еще не решила, как поступлю с тобой.

Гвидор, сияя радостью, удалился в боковую дверь. Едва он ушел, с подоконника спрыгнул на пол большой ворон, повернулся вокруг себя и принял облик одноглазого айгурского вождя. Рум сдернул с плеч черный плащ, перекинул его через левую руку и низко поклонился.

— Сегодня у меня многолюдно, — усмехнулась царица.

— Кто этот сумасшедший? — спросил Рум, покосившись на дверь. — Он не опасен? Если бы у него был нож, я мог бы не успеть помешать ему.

— У тебя тоже есть нож, — сказала она равнодушно. — Покажи, как бы ты убил меня?

Против своей воли Рум выхватил из-за пояса длинный нож. Его рука вдруг вывернулась, и отточенное острие начало медленное движение к собственному горлу. Рум изо всех сил пытался отвести руку в сторону, лоб его покрылся холодной испариной, мышцы готовы были лопнуть от напряжения, плечо пронзила резкая боль. Острие коснулась кадыка, он судорожно сглотнул, и капля крови скатилась вниз по лезвию.

— Пощади… — прохрипел он. Затем рука его обмякла и повисла плетью. Нож выпал из онемевших пальцев. Несмотря на природную смуглость, Рум был бледен, тяжело дышал, ноги едва держали его.

Царица хлопнула в ладоши, приводя его в чувство:

— Довольно забав! Ты нашел мальчишку, который ослепил тебя?

Горбоносое лицо вождя исказила гримаса ненависти, в единственном глазу вспыхнула неотмщенная боль.

— Нет еще, — пробурчал он с неохотой. — Он исчез. Но я найду, обязательно найду, не будь я верховным вождем айгуров! Его отрезанная голова с выклеванными глазами будет красоваться на самой вершине Вороньей горы!

— Нет! — Царица подняла руку вверх. — Я передумала. Теперь он нужен мне живым. Когда ты найдешь его, ни один волосок не должен упасть с его головы. Ты меня понял? Однако, — рука ее опять легла на драгоценный подлокотник, — я начинаю сомневаться, по силам ли тебе обнаружить и изловить мальчика.

Обида захлестнула Рума, заставив все еще бледное лицо налиться кровью. Но возразить было нечего. Хорошо еще, подумал он, что царица не знает о бесславной драке в горящей степи, когда он, бесстрашный воин и властный вождь, не смог справиться с каким-то безоружным парнем. В отличие от предыдущего гостя, Рума не сводила с ума красота могущественной царицы. Но он был благодарен провидению за то, что песчаная буря заставила его однажды сбиться с пути и случайно залететь в этот дворец посреди пустыни. Рум не был влюблен, он вообще никогда не знал этого чувства, считая его глупой выдумкой асканов. Но он почувствовал в этой женщине, в каждом ее жесте, взгляде, повороте головы такую безраздельную власть, которую можно было сравнить с властью солнца над иссушенной былинкой либо льда над зимним озером. Ее власть была естественной, как смена времен года, ее не нужно было оспаривать, она принималась как данность. Невозможно было даже вообразить, чтобы эта прекрасная женщина для того, чтобы достичь теперешнего своего положения, строила хитроумные планы, с жестокостью и коварством устраняла могущественных соперников, знала действие кинжала или яда. Нет, это удел таких правителей, как верховный вождь айгуров. Она же наверняка впитала эту власть с молоком матери, если была рождена земной женщиной, либо с лунным светом, шорохом песка, журчанием воды, если она — дитя неземного божества. Рум не удивился бы, узнав, что последнее предположение — правда.