Вениамин Шехтман - Мэджик юзеры

— И худые. Я удивляюсь, как ты этих-то нашел.

— Не! — Арсен так качнул бокалом, что почти пролил содержимое, но продемонстрировав чудеса баланса, все-таки его спас. — Это я тебе не скажу пока. Это пока немножко секрет.

— Обидно! — ответил Яша, — Ну так хоть расскажи, много вобще магов-то оказалось?

— Да не очень. Так, по первым прикидкам, один, на много тысяч граждан. Может, на сто, а может на пятьдесят, точнее не скажу. На круг, вроде дофига, а на самом деле — не так чтобы. Но нам пока хватит. А напомни, зачем они нам?

Яша немножко задумался, и не совсем уверенно ответил.

— Они не то чтобы нам. И не так чтобы мы им. Это все чтобы мы, как-бы вместе.

— Э-ээ… Вроде, ты как-то это немножко четче описывал раньше.

— Так это до анаши было и до "сестрянского". Забей пока. Кушать вот хочется. Давай кушать станем, вон Лера сколько всего наколбасила разного.

Очень красиво — это про любой лес. Хвойный, широколиственный, буш, пусть даже дендрарий. В самом грязном и замусоренном, выгоревшем либо затопленном и гниющем, все равно есть линии и изгибы, есть такие сочетания цветов и форм, что свет отразившись от них, распределяется по сетчатке глаза самым что ни на есть благодатным образом. Красиво.

Игорь топал и любовался, хлюпая промокшими уже в паре метров от дороги в незаметной канавке, ботинками. И это тоже славно, думал он. Вода приятно холодит ноги, которые иначе бы уже через час нагрелись бы и вспотели. Даже насквозь мокрые треккинговые ботинки, все равно легче болотных сапог, а до ревматизма еще лет двадцать минимум. Ревматизм в младые годы, это крайнее лузерство до которого ему никогда не пасть.

Не врал картограф. Пусть эта местность на картах и была вся в мелких рисочках, символизирующих непролазные топи, "окна" трясин и прочие любые сердцу фолклерных куликов и баскервилльских собак ландшафты, но на деле, болота хоть и чувствовались (приметами тому: особый запах улавливаемый даже нечуствительным Игоревым носом, темная насыщенность зелени, густота воздуха), однако грунт под ногами был плотным, шагалось легко и риска уйти в черную ледяную купель, подернутую ряской не было ни малейшего. Небольшие низинки и взгорки, толстые замшево-серые стволы то ли пихт, то ли лиственниц (Игорь их путал), редкий подлесок и пружинистый слой мешанины из опавшей хвои, листьев бузины и боярышника с куртинками травы, еще не вялой осенней, а вполне бодрой и сочной. Чего б не гулять?

И Игорь гулял, шагал спокойно и неторопливо, останавливался втянуть до боли в ребрах прохладного воздуха без примеси моторных масел и человечьего пота. Приседал поворошить рукой лесную подстилку и думал о том, что если тут чего и не хватает, так только маленьких лягушечек. Зеленых и светло-коричневых. Но, наверное они уже заснули, хотя он бы на их месте не торопился, а насладился остатком короткого теплого сезона.

Гулять без рюкзака, без обещания вернуться к "тогда-то" и без четко обозначенного пункта назначения… Прелестно! Захочу и пройдусь колесом, а захочу — упаду рожей в опад, подумал Игорь. И, немедленно выполнил сперва первое, щедро вывалив в процессе из карманов туалетную бумагу и прочий скарб, а потом и второе. Лежа на земле изогнулся всем телом, как кот и по-тигриному от удовольствия рыкнул. Сложил руки под подбородком, зажмурился и резко открыл глаза. Прямо по курсу, не далее полуметра, рос гриб. Игорь протянул руку и, покачав, аккуратно гриб выкорчевал. Вроде, масленок или кто-то похожий. Но, с губчатым исподом шляпки, так что наверняка съедобный. Игорь лизнул гладкий купол. Не горько, значит не просто съедобный, но и вкусный.

Грибы, росшие пусть не "косой коси", но в достатке, скоро перестали вмещаться в капюшон, но пособирать хотелось и Игорь стал внимательно смотреть насчет ягод. И усмотрел. Куст подсохшей малины, мелкой, но сладкой. Игорь его объел и сделался еще довольнее и благостнее чем был.

Через несколько часов прогулки, низинки сделались все чаще и глубже, а возвышенности, напротив поредели. Сменился и биотоп, начался ельник с толстыми моховыми подушками, с брусникой. Послышалось журчание и вскоре Игорь вышел на берег широкого и быстрого ручья, по васнецовски умильно бегущего меж трухлявых пней и высовывающих из мха рябые макушки валунов. Противоположный берег ручья полого уходил вверх и преодолевший сперва водную преграду, а потом и взгорок Игорь, запыхавшись вышел на сухое и слегка обдуваемое ветерком место. Расстегнул и сбросил ветровку, разулся, отжал носки и решил: здесь буду жить.

Переведя дух, Игорь сунул в рот сигарету, но вспомнил давешнюю свою придорожную эскападу с прикуриванием и сигарету опять спрятал. Натягивать мокрые носки было бы омерзительно и Игорь прошелся босиком, обозревая спонтанно избранное место жительства. Красотища и благолепие, так он решил, окинув взглядом высокие кроны и далекие облака. Но ночью околею. Продуваемый насквозь взлобок, а если еще и дождь, то совсем карачун — деревья стоят редко, не спрячешься.

С ботинками в руке он, растопырив для равновесия руки, сбежал к ручью. От громкого звука, такого, как если охапку соломы бросили на кровельный лист, дернулся, поскользнулся и сел, увидев этого самого звука источник: из елки, вертикально вверх взлетел рябчик. Игорь не раздумывая, округлым, но резким движением, будто бросая выхваченный из-за спины нож, вскинул руку. Тугая, мелко дрожащая лиловая спираль распрямилась и с гудением помчалась к птице. Задетый спиралью рябчик, завертелся кленовой семянкой и мертвый упал на землю. Игорь торопливо перебежал через ручей, весь вымокнув и ударив о камень мизинец, но только ойкнув.

Подобрал рябчика, не заметил явных повреждений и осмотрел внимательней. Перья на левом плече птицы оказались смяты и как-бы чуть оплавлены, но не обожжены, а крыло с той же стороны — сломано. Отчего рябчик умер, а Игорь не сомневался, что падал тот уже мертвым, оставалось неясным. Присев на поваленный ствол, Игорь ощипал птицу. Под поврежденным крылом открылась обширная гематома.

— Ушиб я тебя, стало быть, насмерть. Наверное и всякий ливер внутри повредил, а может, просто сердце от удара остановилось. Ты уж не обижайся, я ж тебя не выкину, а съем, ок?

Имея на руках ужин из дичи с грибным гарниром, пока правда, сырой, а оттого малоаппетитный, Игорь наконец прислушался к бурчащему с утра животу и решил, что живот надо уважить. И побыстрее, пока светло. Во сколько именно здесь темнеет, он представления не имел, но подозревал, что времени до заката осталось уж точно меньше, чем прошло с рассвета.

Все еще пренебрегая носками, Игорь обулся и пошарив в ельнике нашел сушину. Собрал, сколько в руки влезло, тонких и ломких, как скелетики летучих мышей веточек, вывалил их возле ручья. Туда же приволок пару молодых, но успевших засохнуть елочек, легко выломившихся из толстой подушки мха, прикрывавшей почву. Прошелся вдоль ручья и нашел большущую трухлявую корягу, которую тоже приобщил к будущему костру.