Ольга Громыко - Путница

Рыска с обеда затеяла пироги, хотя настроение у нее было хорошее – а тесто положено злой бабе месить, чтоб отколотила его как следует. Но девушке хотелось побаловать Жара и задобрить Алька, который после супчика из бобровьей головы всякий раз с таким подозрением ворочал ложкой в миске, что Рыске становилось стыдно.

Начинки из подслащенной медом крапивы и вареной картошки с зеленым луком были уже готовы, девушка старалась подгадать как раз к ужину. Вот тесто вымесит, за несколько лучин оно подойдет (по такой жаре и пары должно хватить, если закваска хорошая), и можно лепить.

За окном радостно затявкал соседский щенок. Наверное, Жар с речки возвращается, подумала прикованная к квашне Рыска. Для Алька рано еще, а тетки Ксюты до завтрашнего обеда не будет, уехала к племяшке на свадьбу и там заночует.

– Здравствуй, Рысонька!

Девушка вздрогнула от неожиданности, подняла голову. На пороге стоял улыбающийся до ушей Сива. В непривычно белой рубашке, с расчесанной бородой, даже волосы водой прилизал.

– Здравствуйте, – озадаченно откликнулась девушка, поспешив добавить: – Только Альк сегодня в кормильне, а Жар купаться ушел, и он потом тоже на вечернюю службу!

– А я и не к ним сегодня. – Наемник словно бы даже обрадовался, подошел поближе и вытащил что-то из-за пазухи. – Вот, подарочек тебе принес.

Девушка растерянно уставилась на здоровенный пряник в виде сердца, по которому пропечатались поджаристые цветочки.

– Спасибо… на стол положите, а то у меня руки грязные.

Сива потянулся через Рыскино плечо и старательно пристроил пряник торчмя возле горшка, чтобы девушке хорошо видно было.

Удрать под предлогом «хозяйка за козами приглядывать велела» не получалось: руки намертво увязли в тесте, еще слишком жидком, чтобы отлипать, но уже и быстренько не оботрешь. Сива, не спеша отходить, как-то подозрительно громко дышал за спиной.

Рыска тихо запаниковала и принялась за тесто с такой силой, что оно зачпокало. Наедине с Сивой она еще ни разу не оставалась, Альк хоть в виде крысы, но был рядом, неслышно подсказывая ехидности, отчего девушка чувствовала себя куда увереннее.

– Ой!

– Нишего, – пробормотал наемник, держась за случайно подбитую ее плечом челюсть. – Шам виноват.

– Надо что-нибудь холодненькое приложить, – сердобольно посоветовала Рыска. – Да вон хотя бы крышку от горшка!

Сива, хвала Хольге, наконец отодвинулся, уселся на лавку и послушно взял крышку, почему-то положив ее на колени, а не прижав к подбородку.

– Булочки будешь печь?

– Пирожки, – пискнула Рыска.

– Ох, до чего ж я пироги люблю! Особенно с… – наемник вытянул шею, заглядывая в стоящую на ларе миску, – картошкой.

– Я вам завтра с Альком передам, – щедро пообещала девушка, но наемник почему-то не обрадовался, а, напротив, грустно посетовал:

– Завтра уже не то. Вот когда они с пылу-жару, чтоб корочка еще хрустела…

– Тогда попозже подходите, лучины через четыре. – Рыска по-прежнему не понимала, к чему он клонит.

– Хозяйки мне в доме не хватает, – доверительно пожаловался Сива. – Чтоб все пирожки сразу и мои были! А?

Рыска неуверенно хихикнула:

– Ну пирожки-то печь любая девушка умеет.

– Так ведь я не любýю хочу, – голос у наемника стал вкрадчивый, бархатистый, – а лю́бую: чтоб глаза будто звезды, губки малинками, косы до пояса… Вот как у тебя.

Рыска отчаянно посмотрела в окно, но улица была пуста, а щенок лежал под забором, скучающе вывалив язык.

Не дождавшись ответа, Сива поднялся и легонько, едва касаясь костяшками пальцев, погладил девушку по плечу. Та вся сжалась, зажмурилась, прикусила губу, как под занесенной плетью.

– Ладно, – неожиданно заторопился наемник, отдергивая руку, – пойду я, пожалуй. Ты… это, извини, если помешал.

– Ничего-ничего, – с тщетно скрываемым облегчением зачастила Рыска. – Заходите еще!

– Ага. – Сива осторожно притворил за собой дверь.

Девушка выдохнула и провела ладонью по лбу, не замечая, что за ней тянется белая мучная полоса. Вот наказание! А она-то думала, что все просто будет: выбрала хорошего человека, и вперед. Ну вот он, хороший. Почему же тогда так хочется броситься к двери и покрепче задвинуть засов?!

Глаза ему будто звезды, ишь ты! Глупости какие…

Девушка вытащила из квашни прекрасно вымешенное тесто, шлепнула увесистый ком на посыпанный мукой стол, для последней доводки. Все-таки правильно ее в веске дразнили: саврянское отродье. Не умеет она любить и, похоже, никогда не научится. Вон как Альк. Только использовать людей и умеет.

Тесто не выдержало сердитых Рыскиных рывков и разорвалось пополам. Левый получился кругленьким, будто Ринтар, правый вытянулся колбасой: точь-в-точь Саврия, залегшая вдоль морского побережья.

Девушка с досадой бросила оба куска в квашню: начинай месить сначала, если просто слепить, шов останется и при выпечке разойдется. Ткнула пару раз кулаком, вымещая досаду на себя и непрошеного ухажера. Куски слиплись, смялись, не поймешь уже, где «Ринтар», а где «Саврия».

Жар застал подружку обессиленно нависшей над квашней.

– Чего там? – удивился он, заглядывая через ее плечо. – Тесто как тесто. А я думал, ты уже пироги в печь поставила…

– Сива приходил, – смущенно пожаловалась Рыска, поскорей возвращаясь к делу. – Отвлек.

– А чего хотел? – Вор заметил на столе пряник и гнусно захихикал. – О-о-о…

– И ничего не «о»! – вспылила подруга. – Мне, может, тоже не любой нужен!

– А какой? – заинтересовался Жар.

Рыска не ответила, продолжая яростно набрасываться на ни в чем не повинное тесто.

Она уже и сама не знала.

Ветер усилился, добравшись уже до макушек деревьев. Но по-прежнему оставался теплым, как и дорожный песок. Альк шел босиком – за день ноги в башмаках устали, и, смешно сказать, саврянин снова натер пятки: огрубевшая за неделю кожа исчезла вместе с загаром.

В детстве Альк боялся темноты. Сейчас – просто не любил, как досадную помеху. Но другой дороги к дому не было, а нынешний ветер гасил свечки торговцев даже в дырчатых стаканах. Холмы словно лесным пожаром опалило: черные, с порослью дымков – если б они пахли гарью, а не жареным мясом, совсем неуютно стало бы.

Еще и ветки шумят так, что чужих шагов не услышишь, пока нож в спину не уткнется.

Опасности Альк не чувствовал, но это ни о чем не говорило. В отношении хозяина «свечи» дар отказывал напрочь – если рядом не было Рыски. Оставалось только надеяться, что это действует в обе стороны, как и безумие. Но ведь как-то Райлез их нашел! Неужели наставник и ему «помогает»? В Пристани к заносчивому «дядюшкиному сыночку» относились с прохладцей, однако Альк успел убедиться, что личные симпатии для наставников ничего не значат. Они делали путниками не лучших учеников. И не худших. А верных . Которые будут служить Пристани, как псы, в обмен на косточки власти. Остальные же – расходный материал. Те самые «косточки», без которых путник становится простым видуном, а там и безумцем.