Роберт Асприн - За далью волн

— Что ж.., тогда нужно как-то выпутаться. Но как мне помочь тебе?

Питер ошарашенно смотрел на Гвинифру.

— Ты хочешь мне помочь? После того, как я признался в убийстве твоего мужа? Неужели ты его совсем не любила?

— Очень любила. Но теперь его нет, Галахад. Его больше нет у меня. У меня остался только ты.., и тебя я тоже люблю.

— Гвинифра, я не знаю, долго ли нам суждено быть вместе.

— О? — испуганно воскликнула она, потрясенная мыслью о том, что ей, быть может, суждено потерять сегодня еще одного возлюбленного. Потерять?

Питер задумался. Зачем ему возвращаться? Еще несколько дней — какая разница, в конце концов?

— Гвинифра.., прошу тебя, поверь: я сделал это не из ревности, не для того, чтобы отобрать тебя у него… Я любил его.

— Я знаю.

— Но.., я люблю тебя. И я останусь с тобой — так долго, как сумею. Если я покину тебя, то не по своей воле. Скажи, когда ты поняла, что любишь меня?

Она пристально посмотрела на Питера, и, похоже, поняла смысл его вопроса.

— Несколько недель назад, когда ты вдруг так переменился. Просто описать не могу… О, Ланс, он мертв! Мертв!

Питер глубоко вдохнул, медленно выдохнул.

— Гвинни… Я — не Ланселот из Лангедока. Она опустила голову, кивнула.

— Я так и думала. Ты бог. Но какой? Питер пожал плечами.

— Какой угодно. На самом деле я вовсе не бог, любимая. Я… Чародей из далекой страны послал сюда мой дух. Я завладел телом Ланселота.., но он слишком могуч, и скоро изгонит меня.

Как бы то ни было, я не вправе долее владеть его телом. Я и так натворил уже слишком много зла.

Гвинифра устремила на Питера взгляд, полный надежды.

— Далеко ли ты уйдешь?

Питер собрался было ответить, но никак не мог подобрать нужных, понятных Гвинифре слов. Но дело тут было не во временной афазии: он просто не имел права еще раз разрывать ей сердце.

— Гвинифра, единственная моя, ты не сможешь уйти туда вместе со мной. Никогда.

— Но ты.., ты не смог бы вернуться сюда? Быть может, в чье-нибудь еще тело? Что, если бы кто-то согласился время от времени принимать в себя твой дух?

— Кто бы согласился на такое?

— А если бы согласился? Мог бы ты вернуться? Питер покачал головой.

— Так не получится. Я не могу сам выбрать… Тут все решает случай.

— Мне все равно, в чьем теле ты окажешься! Я люблю тебя, кем бы ты ни был, а не то тело, в котором ты живешь.

— Я мог бы оказаться в теле женщины.

— Мне все равно.

— Я мог бы оказаться старой каргой, рабом, рабыней, маленьким мальчиком.

Ее взгляд не выдал ни малейших колебаний.

— И еще… Наша встреча может произойти через много месяцев.., или наоборот, я могу вернуться задолго до сегодняшнего дня.

Она прикусила губу и наконец разрыдалась по-настоящему.

— Но ты можешь хотя бы попытаться? Ланс… О, Господи, как тебя зовут?

— Питер. Питер Смит.

— Питер-кузнец, я буду ждать тебя… Я буду ждать тебя вечно, если так будет нужно. Дай мне знак, чтобы я узнала тебя, когда ты вернешься, кем бы ты ни оказался.

— Я скажу… — Питер на миг задумался и решительно кивнул. — Я скажу, что я — Сын Вдовы.

— Это правда? Ты — потомок Иисуса? Питер покачал головой.

— У Иисуса не было потомков. Он умер на кресте и никогда не был мужем Марии Магдалины. Это всего-навсего жуткая ересь, и из-за этого глупого, злого мифа страшная волна крови заливает всю землю.

Так оно и было. Если бы не Василидова ересь, Артус, наверное, и не возмечтал бы об империи, Меровий был бы жив, и руки Питера не были бы обагрены кровью.

— Но.., но что же мы скажем преторианской гвардии? — Гвинифра встала с трона. Она, кутаясь в тунику, расхаживала по шатру. Взгляд ее метался по сторонам. Классическая картина стресса.

— Скажи им, что Медраут убил Артуса, а я убил Медраута. Она кивнула.

— Да. Так все и было. Я все это.., видела.., собственными глазами. Ты готов? Сейчас я закричу.

И Гвинифра испустила вопль, от которого у Питера чуть не лопнули барабанные перепонки. На крик прибежало с десяток воинов, чуть не до смерти напуганных звуком «сирены». Гвинифра убежала в угол шатра, съежилась, закрыла лицо окровавленными руками, став похожей на леди Макбет. Вопила и содрогалась она настолько натурально, что Питер уже готов был броситься к ней и умолять успокоиться.

Сам же Питер стоял посередине шатра, сжимая в руке окровавленный клинок. Вид у него был самый глупый и ошарашенный.., и эта роль давалась ему легко.

Какамври допрашивал его целый час. Стражники пустили слух о том, что Медраут убит, но пока ни словом не обмолвились о смерти Артуса.

После предварительного допроса Какамври не слишком охотно поверил в рассказ Питера и Гвинифры, но предупредил их о том, что позднее всенепременно воспоследует настоящий суд, во время которого им обоим придется произнести самые священные клятвы.

Пришел лекарь, измерил кинжал Питера, осмотрел рану Медраута и объявил, что, скорее всего, юноша был убит именно этим оружием. Конечно, он не мог сказать ничего определенного о резаной ране на шее Артуса, кроме того, что она нанесена более или менее острым клинком. В качестве предполагаемого оружия убийства вполне годились как кинжал Питера, так и клинок Медраута — и тот, и другой были покрыты запекшейся кровью.

Гвинифру, которая во время допроса «упала в обморок», вынесли из шатра помощники лекаря-брадобрея.

Питера в конце концов отпустили, учитывая то обстоятельство, что предстоял великий бой, а легион Питера — «Ланселота» — стоял в лиге от лагеря Артуса.

Питер вернулся к стойлам, где был привязан Эпонимус, и обнаружил там Мирддина. Селли Корвин сидела на наковальне и ждала его.

— Поздравляю, — ухмыльнулась она. — Я слышала, что ты отправил на тот свет злобного убийцу Медраута и не дал ему прикончить Артуса.

В сознании Питера бушевал Ланселот. Он то вырывался на волю, то отступал. «Ночь длинных ножей» продолжалась. Вряд ли Питеру удалось бы продержаться в теле Ланселота еще день.

— Зачем, Селли? — спросил Питер, не особо надеясь на то, что получит честный, прямой ответ. Она удивила его.

— Артур умер, и мы, саксы, завладели этим прекрасным островом. Теперь не завладеем. — Селли улыбнулась, пожала плечами. Она весьма экзотично выглядела в теле дряхлого старика.

«Мы — саксы?» — Но пока Артус жив, — возразил Питер, — Римский католической Церкви никогда не установить здесь свое владычество… Артур — кельт, но он отступник, еретик! Как же ты можешь вот так запросто лишить спасения весь свой народ?

Селли, похоже, удивилась такому вопросу. Она погладила седую бороду Мирддина.

— Церковь? Но с какой стати ты решил, что я — католичка?

Питер обмер.

— Если уж считать меня верующей, — продолжала Селли, — то я англиканка, дружок.