Татьяна Туринская - Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I

Сама пыталась несколько раз пробиться на прослушивание, но, убедившись в отсутствии музыкального образования, от доморощенной певицы отмахивались: "Ой, девушка, у нас своих талантливых хватает, не знаем, куда девать, и, заметьте — образованных. А у вас какой диплом? Педучилище? Так идите, деточка, в детский сад и воспитывайте подрастающее поколение". В той или иной интерпретации, но везде Алька слышала один ответ. Так что очень скоро гонору у нее поубавилось, равно как и уверенности в собственном таланте. И, в очередной раз нарвавшись на отказ, Алька возненавидела свой голос. Больше она не пела.

Устраиваться же работать воспитателем Алька не спешила — это от нее никуда не денется. И никогда никому не признавалась, что детей она не то, что не любит, а просто катастрофически терпеть не может, и не только чужих, но и своих собственных. А потому в интимной жизни вела тщательнейший подсчет опасных дней, предохраняясь в эти дни нехитрыми народными способами: то хозяйственным мылом, то таблеткой аспирина, то кусочком лимона. Хитрые-нехитрые, а положительный эффект от их применения Алька наблюдала уже четвертый год. Правда, с мужем на эту тему не откровенничала, и на его недоуменные восклицания по поводу очередного ненаступления беременности отвечала: "Ах, дорогой, наверное, мне что-то там повредили тогда, когда сорвалась первая беременность, а может, климат для меня не подходящий — я ведь в прошлый раз залетела в Арзамасе". Саша глотал ее объяснения с грустным видом и тут же в очередной раз приступал к исправлению ошибок докторов или самой природы.

Его бесконечные интимные притязания уже давно тяготили Альку. К ее сожалению, Сашкины постоянные упражнения на данном поприще по-прежнему не приносили ей ни малейшей радости. Попервости она еще надеялась, что рано или поздно ее организм проснется, научится получать удовольствие от плотской любви, старалась доставить радость мужу, ожидая, что и сама почувствует какую-нибудь приятность от этого, но время шло, а женская натура в ней никак не просыпалась. И винить в этом своего Таракана она не спешила — при чем тут он, вон как старается, бедолага, а толку чуть. Нет, Сашка тут явно ни при чем, это ее, Алькины, проблемы. Это с ней что-то не так…

2

Алька покрутилась, повертелась сбоку на бок, пытаясь заснуть. Тщетно. Солнышко светило ярко, пробивая даже плотные темные гардины; глупые птицы радовались чему-то птичьему так громко и весело, суетились чего-то. А голуби вообще обнаглели — устроили важное заседание на жестяном карнизе под самым Алькиным окном, и мало того, что гулили громко и навязчиво, так еще и топтались без конца на месте, царапая жесть острыми коготками, раздирая при этом сердце и нервы бедной Альке отвратительным скрипом, как будто конспектировали протокол собрания гвоздем на стекле.

Нет, заснуть уже не удастся. Злая, аки лев рыкающий, Алька подскочила к окну и рывком распахнула шторы. Голуби сорвались с места, встревоженно хлопая крыльями. Алька удовлетворенно ухмыльнулась:

— То-то, будете знать, как меня будить, — и пошла умываться.

Проходя мимо зеркала, привычно взглянула на свое отражение. Какое-то оно сегодня получилось нечеткое, слегка расплывчатое. А-а, она же не выспалась, это глаза еще не сфокусировались, как положено. Вот сейчас она умоется, и, как обычно, начнет расчесывать свои шикарные волосы перед зеркалом. Как всегда — двадцать раз в одном направлении, двадцать раз в другом. Это был ежедневный утренний ритуал. Алька могла не пользоваться косметикой, могла месяцами не делать маникюр — зачем, ведь она совсем не выходит из дому. Но за волосами следила строго и тщательно. До недавнего времени у нее было две гордости — голос и волосы. Теперь остались только волосы. И уж тут Сашке никак не удастся ее убедить, что и волосы у нее обычные, так сказать, массового выпуска, "хорового пения". Правда, с этим ремонтом она о волосах почти позабыла, все времени не хватало на уход за ними. Но ничего — ремонт остался позади, теперь самое время наверстать упущенное.

Румяная после умывания, Алька подошла к зеркалу с массажной щеткой в руке, занесла уже было руку к волосам и привычно улыбнулась своему отражению. Однако отражения почти не было. Вместо улучшения фокуса произошла, напротив, какая-то грубая разбалансировка. Отражение еще больше покрылось странным туманным маревом, вроде кто-то вошел в хорошо натопленную избу с пятидесятиградусного мороза. Но на улице-то — конец мая! И кроме Альки в квартире никого нет, так что никаких помех нормальному отражению не должно было возникнуть. Но они возникли. Алька ахнула:

— Зеркало поломалось! Надо же… Ведь только вчера повесили.

Алька была не совсем права. Зеркало не было новым, и висело в этой квартире задолго до Алькиного в ней появления. Но на время ремонта его сняли со стены, где оно провисело много лет. Надо сказать, что квартирка была довольно скромных размеров, и раньше из-за зеркала нельзя было использовать место в углу, куда хорошо монтировалась стиральная машина. Конечно, машине место не в коридоре, а в ванной комнате. Но это в нормальных домах в нормальных странах. У нас же только в последние годы стали строить более-менее просторные ванные, куда можно было бы поставить пусть не самую большую, но хотя бы средних размеров стиральную машину. Альку же Саша привел в старую хрущевку с раздельным санузлом, и в ванной не то что машинку, даже корзинку для грязного белья поставить было решительно некуда. Вот и придумала Алька повесить зеркало на дверь маленькой кладовки, а на его прежнее место поставить стиралку.

Кладовка же, в которой находился какой-никакой инструмент, гвозди там разные, отвертки-плоскогубцы, мотки медной проволоки да старая обувь, которую уже давно не носили, а выбрасывать почему-то все равно было жалко, выходила дверью как раз на окно гостиной. И сейчас, когда солнышко светило ярко-ярко, его лучи прямиком попадали на зеркало. По идее, они должны были бы отражаться в нем, но они, напротив, в нем тонули. И вместо света в зеркале мутилось что-то непонятное, и оно все время уплотнялось, и прямо на Алькиных глазах совсем перестало походить на зеркало. Теперь это выглядело, как поверхность озера или моря в пасмурную безветренную погоду, только вертикальную: такое же темное и глубокое, и точно также покрытое мелкой рябью волны. Сходство с водой было так велико, что Алька инстинктивно протянула к зеркалу руку и "окунула" ее в марево, ожидая ощутить мокрую прохладу. И она действительно почувствовала прохладу, но не мокрую, а, скорее, какую-то вязкую, возможно, даже липкую, как будто нечаянно влезла в тарелку с недозастывшим желе. Алька в испуге отдернула руку и с удивлением уставилась на нее, ожидая увидеть тяжелые капли желеобразной массы. Но рука была сухая и даже теплая. Все это было так странно, что Алька даже не успела отдать себе отчет, что только что поковырялась рукой в зазеркалье. Она все разглядывала руку, не веря собственным глазам, ведь ощущение прохлады и вязкой субстанции запомнилось очень хорошо, а рука была совершенно сухая и теплая.