Марина Дяченко - Земля Веснаров

Оголодавший Кноф вернулся домой пешком. Издали увидел отца, идущего в лес без оружия, и решил проследить за ним. Сперва барону встретилась мать Рефа, Горчица, возвращавшаяся из леса с корзиной трав. Они поговорили и разошлись. А потом… Кноф чуть не лопнул от горя и досады, когда увидел, как из-за деревьев навстречу отцу выходит пунцовая от скромности Горицветка.

Отец без предисловий поцеловал ее в пухлые, как сердечко, губы. Кноф поборол желание немедленно выломать дубину и обнаружить свое присутствие: он отдавал себе отчет в том, что отец сильнее. К тому же, мальчишке не хотелось еще раз позориться перед ней… Шлюхой, потаскухой, дрянью! Ругаясь и плача, он снова ушел в поля и сидел там, питаясь сухим зерном, целые сутки.

Потом не выдержал, вернулся и сдался матери. И только тогда узнал о страшной смерти отца, случившейся в тот же день и в тот же час, когда барон Нэф целовался в лесу с Горицветкой, крестьянской девушкой.

Я угодил в собственную ловушку. Расслабился. Цепляясь за жизнь, забыл о долге. Не пройдет и нескольких часов, как весь поселок узнает имя тайного веснара. И даже наше с магом взаимоистребление не изменит его будущей судьбы.

— А может, это не она? — спросил я вслух.

Аррф тяжело покачал головой.

— Ну подумай, зачем ей… — не сдавался я.

— В истории завоевания Цветущей полно рассказов о девушках-фанатичках, убивавших йолльских любовников. Иногда весьма причудливым, мучительным образом.

— То было раньше, — сказал я неуверенно.

Мы остановились перед небольшим скромным домом, из новостроев, но сооруженным по старинке. Ворота были крепко закрыты.

— Я хочу тебя кое о чем попросить, Аррф. Если девушка окажется веснаром — дай ей шанс. Даже не так… Дай мне шанс понять, что там все-таки произошло.

Он болезненно сощурился — яркое солнце слепило его. Подышал на свое кольцо. Подумал. Отрывисто кивнул.

— Именем Йолля!

Мы одновременно ударили кулаками в ворота.

К счастью, Аррф слишком устал, чтобы нести закон Йолля громогласно и величественно. И потому через полчаса уговоров мне удалось убедить несчастную мать, что ее дочери все-таки лучше подняться из погреба, где она прячется, и предстать перед магом.

Мать ничего не знала. Ее дочь — воспитанная скромная девушка, без разрешения глаз не поднимет. Свидание с бароном — да вы что?! Да, позавчера вечером Горицветка вернулась домой бледная, трясущаяся, ни в чем не признавалась… но при чем тут барон?! Наутро хмуро молчала, наотрез отказывалась выходить на улицу, даже к колодцу за водой. Но барон — это невозможно! Услышав стук в ворота, Горицветка кинулась в погреб и там заперлась… Но она ни в чем не виновата! Горицветка сирота, отец умер давно, она, мать, воспитала дочь в строгих традициях… Невозможно!

Мы говорили на языке Цветущей. Аррф переводил настороженные глаза с женщины — на меня.

— Из погреба есть второй выход? — спросил я ровно, без выражения.

Ее мать смотрела на меня полными ужаса глазами.

— Нет, господин.

— Не беспокойся, женщина. Пусть Горицветка поговорит со мной. Ничего ей не будет, пусть только поговорит!

— Не вздумай обмануть меня, веснар! — Аррф скалился, пытаясь уловить смысл нашего разговора.

Погреб не запирался изнутри. Я с трудом поднял тяжелую крышку — дохнуло сыростью.

— Горицветка?

Тишина.

— Послушай, я тоже веснар. Я не допущу, чтобы тебя тронули пальцем — сейчас… Но мне… нам… очень нужно знать: ты это сделала? Зачем?

Тишина. Еле слышный шорох.

— Ты сказал «веснар», — прошептал Аррф за моим плечом.

— Не мешай.

Из погреба по-прежнему не доносилось ни звука. Говорит ли Горицветка по-йолльски? Наверняка говорит: молодые говорят все.

— Горицветка, — продолжая я на языке Цветущей. — Я хочу тебе помочь. Я могу тебе помочь. Только скажи правду.

— Я его не…

Рыдания. Маг быстро посмотрел на меня, потом опустил руку с кольцом в темноту погреба. Стали видны цвелые стены, гора яблок в дальнем углу и скрюченная фигура, притаившаяся в куче тряпья за дырявым бочонком.

— Убери свет.

Маг поднял брови:

— Давай вытащим ее оттуда. Невозможно же…

— Убери свет!

Удивительно, но он повиновался.

— Горицветка, — сказал я так мягко, как мог. — Меня зовут Осот. Даже если ты убила барона — я сумею тебя защитить, по крайней мере сейчас. Ты слышишь? Только скажи!

Она ничего не отвечала. Ревела в три ручья.

Она понимала, что делает что-то не так… но устоять не могла. Барон никогда в жизни не обижал ее. Никогда. Только смешил, дарил подарки и хвалил. Ни один парень в Холмах никогда-никогда не развлекал ее так, как взрослый чужой мясоед, которого она поначалу боялась.

Она плохо писала по-йолльски, но читать умела. Барон оставлял ей коротенькие послания в расщелине старого дуба на перекрестке — там, где от тракта отделялась дорога к каменному дому. У нее сердце замирало всякий раз, когда она запускала руку в сухую, шершавую щель.

Он назначил ей свидание в лесу. Раньше она в лес никогда не ходила — про него в поселке рассказывали недоброе. Но раз барон сам ее позвал — значит, ничего страшного случиться не может?

Она пошла.

Барон подарил ей колечко. Вот это. Он целовал ее, и все было хорошо… Потом барон велел ей идти домой, а сам остался.

Она отошла на сотню шагов. Остановилась, чтобы пособирать землянику и через несколько минут услышала… Нет, не крик. Какой-то очень страшный звук. Хоть и негромкий.

Сперва она бросилась наутек. А потом, вот дура-то, не удержалась и вернулась. Чтобы только взглянуть…

Увидела мертвое тело, лежащее в высокой траве. Тело барона, и всюду по поляне — седые волосы, как оборванные нитки.

Тогда она побежала домой и поклялась никогда-никогда, никому об этом не рассказывать. Но как только она закроет глаза — перед ней возникает труп, мешком лежащий в траве, и эти белые нитки, дрожащие на ветру.

— А теперь скажи по-йолльски: я не веснар. Я не убивала барона.

Горицветка, извлеченная из погреба, дрожала в объятиях матери. Аррф сидел, нахохлившись, глядя с подозрением.

— Я не веснар, — пролепетала Горицветка на вполне приличном, почти без акцента, йолльском. — Я не убивала барона. Честное слово! Клянусь! Даю присягу!

Все эти клятвы были ни к чему. Уже после первых ее слов Аррф отшатнулся, будто между ним и девушкой перерезали натянутую нить. Из веснара, убийцы и мстителя Горицветка превратилась в несчастную дуру. Хоть бы жители Холмов пожалели ее…

А почему нет? Ведь живут же — и прекрасно живут! — и Роза, и Горчица. То, что в прежние времена считалось позором, теперь превращается чуть ли не в доблесть.

— Мы оказались там же, откуда начинали, — сказал я. — Даже хуже: у нас совсем не осталось времени.