Ахэнне - Virgo Regina

Вот так.

Вокруг — ярко и празднично, Доминик с детским любопытством рассматривал роскошные здания, башни и мосты, иногда в форме грибов, иногда — в виде горок хрусталя, цветов или животных. Ночь разукрасила город полутонами, таинственными и прекрасными.

Доминик улыбался незнакомому прежде миру.

Однако он понимал, что оставаться в богатых кварталах опасно. Поднялся выше, присмотрелся, где заканчивается кокетливая, легкомысленная пестрядь и именно туда направил мувер.

В трущобах мало шансов выжить, но если поймают — ни одного.

Он отыскал автопилот, не сразу, техник из него, как из ящерицы — охранник инкубатора, да еще это чертово зрение, мелкие детали сливаются в единый синевато-розовый фон, — однако набрал нужные координаты.

Робот-автопилот надтреснуто доложил:

'Данные приняты. Приятного полета'.

*

Доминик заворочался и пробормотал нечто нечленораздельное. Спать уютно…а наяву Эдвин с бандой, тоска и обыденность. И почему пахнет гнилью?

Доминик вернулся в реальность с полувсхлипом на губах.

Королева. Побег. Смерть Камилла. Побег.

Это… с ним?

Ноги затекли от многочасового сидения в тесной кабине. Мигали лампочки, освещая почти кромешную темноту. Покидать убежище не хотелось. Доминик выглянул в окно, различил странные серые силуэты, похожие на холмы застаревшей пыли. Миазмы стучались с настойчивостью сборщика налогов.

Нет, вылезать решительно неохота.

В мувере обнаружился стереовизор, маленький и неважного качества, но Доминик не требователен.

Подождать до утра. И лучше не спать. Жаль, не захватил никакого оружия.

Жаль? Да он промажет, стреляя с трех шагов в энергоблок.

Доминик вздохнул. На свободе беспомощность — и одиночество, впервые одиночество защемило иголкой под ногтем, — воспринимались цельно. Гулко. Выбросили на метеор в открытом космосе.

Отсиживаться и озираться по сторонам его хватило ненадолго. Окончательно затекли ноги, к тому же он проголодался. Поскольку ни более удобной позы, ни ужина (или завтрака) от мувера ожидать не приходилось, легонько нажал ручку.

Щелк.

Гнилостная вонь моментально перебила голод, и едва не заставила Доминика спрятаться обратно, будто улитку в панцирь. Он ступил на неприветливую землю, и подошва в тряпичной обуви провалилась во что-то склизкое, вроде загустевшего машинного масла.

Доминик подумал о вывороченных внутренностях Камилла. Усилием отогнал образ.

Доминик ведь сам хотел в трущобы? Что ж, вот они. Не дворец члена Сената, но разве кто-то обещал милый домик и сад с апельсиновыми деревьями?

Вне мувера 'холмы пыли' оказались полуразрушенными зданиями, серыми, изгрызенными, похожими на легкие чахоточного больного. Ржавые балки грозили отвалиться и размозжить череп, им вторили неустойчивые кирпичи. Идти приходилось по содержимому сточной канавы. Брезгливого Доминика передернуло, когда он заметил чей-то обезглавленный и распухший труп, раскинутый на свалке железа, камня и пластика.

'Нужно выбираться отсюда'.

Доминик нерешительно двинулся куда-то, где смрад висел не таким непроницаемым облаком. Приходилось зажимать нос. Он распугал выводок крупных личинок, те завозились и поползли по ногам. Доминик отшатнулся с воплем, едва не плюхнулся в зловонную зелено-коричневую лужу.

Скорее. Скорее. Прочь отсюда.

Жижа мерзко хлюпала под ногами. Нависали изглоданные временем и тленом строения. Такой контраст, думал Доминик, я слышал о трущобах, забытых Сенатом и самой Королевой, но чтобы настолько…

Да, любителям экзотических красот явно не пришлась бы по вкусу теневая сторона колонии.

Доминик ощутил: следят. Нервно оглянулся, пожалел, что не прихватил фонарик: две восково-желтые луны недостаточно освещали дорогу. В кучах мусора кто-то елозил.

Доминик ускорил шаг.

Мелькнули голые хвосты и рубиново-алые глаза.

Крысы. Всего-навсего крысы. Основная пища выкидышей… ой, нет, только не…

Он бежал, несмотря на болотную, вязкую грязь и нудно болевшие мускулы. Отродясь столько не бегал, и не догадывался, будто способен выдержать дольше пары сотен метров быстрее, чем неторопливым шагом.

Адреналин заменяет физическую подготовку.

Доминик выбрался на относительно сухой тротуар. Мусора здесь валялось еще больше, но, по крайней мере, ступни не тонули в вонючей грязи. Хотелось снять и выбросить обувь, прорвавшуюся на пятках. Вымыть ноги. Принять душ.

Домой…

'Нельзя'.

Нельзя. Раскисать и останавливаться. Вперед, вперед.

Только…передохнет чуть-чуть, вот тут, на относительно чистом камне — остове дома или надгробии…

Доминик опустился на холодный бетон, блаженно вытянул ноющие ноги. Все-таки гонки по пересеченной местности не для него.

За что ему все это? Кому что плохого сделал скромный третьесортник, забитый и тихий, быть может, самый незаметный в колонии? Эдвин и остальные звали его ничтожеством… Доминик не спорил.

Тогда — почему? Выбор Королевы, побег, смерть Камилла…

Он почувствовал, что плачет от жалости к себе, от боли в перетружденных голенях, от голода, страха, одиночества. Слезы капали с носа, попадали в рот — жили совершенно своей жизнью.

Возьми себя в руки.

Он прислушался. Мгновенно 'вырубил' рыдание, словно выдернул шнур из розетки.

Здесь кто-то есть. Кто-то крупнее крыс.

Близко.

Шарканье подошв (лап?), короткие выдохи и клацанье зубами впрыснули новую дозу адреналина.

Доминик соскочил с камня.

— Кто здесь?

'Более дурацкой идеи не отыскал? Еще бы повесил табличку: 'ПОЙМАЙ МЕНЯ'.

Поздно.

Из пыльного буро-серого полумрака выступали существа. Подобные людям, но меньше, тощие, словно скелеты, наспех заляпанные неровным слоем багровых мышц и сухожилий. Кожи им не досталось: было видно, как пульсируют плохо прикрытые органы и подрагивают нервы. Существа двигались на полусогнутых ногах, будто доисторические пред-люди, питекантропы или австралопитеки. Уродливые морды, неестественно-подвижные из-за обилия лицевых мускулов, щерились в злобном оскале. А зубы у них — с палец длиной.

Доминик коротко взвизгнул.

— Не трогайте меня!

'Убежал. Далеко, нечего сказать…'

Стоило спасаться от Королевы, чтобы попасть на обед выкидышам?

Выкидыши. Недоразвитые гигантские эмбрионы, то ли мутанты, то ли нежить. Вместо пуповины — чужая плоть, но крысы — невкусная еда, гораздо приятнее поживиться глупым беглым рабом…

Доминик не двигался. Перегорела батарейка, паника вылилась в ступор, заледеневший в немом крике рот и прижатые к подбородку кулаки.

Разорвут на части… больно?

Недолго, в любом случае.

Из стаи выкидышей выступил вожак. Крупнее, чем прочие и с почти осмысленным выражением морды. Глаза у него оказались светлые, прозрачные, будто стеклянные шары со снежинками. Имя снежинкам — голод и ненависть.