Юлия Фирсанова - Возвращение, или Свободу попугаям!

— Не-а, это так, для удовольствия, — успокоила я мужчин.

Их-то успокоила, а вот Гиз снова насторожился. Неужто мой киллер о наркотиках знает? И белые колесики ассоциирует с удовольствием столь однобоко? А иначе с чего бы ему так стойку делать? Ой, не прост убивец, не прост, пусть он и не самой высокой категории киллер (за одной магевой вряд ли кого-то класса люкс послали бы), но и не последний мальчик на деревне. Стоит, пожалуй, утешить и его, пока не потащил меня в наркодиспансер на проверку. С телохранителя сталось бы, циничный мужчина, раз решил меня не убивать, а защищать, то и будет, не спросив, хочу я того или нет, и таким способом, какой сам сочтет нужным.

— Это таблетированный кальций, считай тот же мел, Гиз, чтоб зубы и ноготки прочные были, а не героин, анаша, кокакин, конопля, ЛСД, экстази и иные штучки, — усмехнулась я.

Телохранитель выгнул бровь, тоже усмехнулся, показывая явственно, какие-то, а может и все, из перечисленных названий ему знакомы и промолчал. Золотце мое!

— Это такие конфетки? — наивно поинтересовался любопытный сильф, в отличие от битого жизнью киллера мало сведущий в извращенный людских удовольствиях.

— Конфетки? Нет, малыш, — возразила я, позволяя Фалю разглядывать пачку глюконата. Читать лекцию на тему "Скажи наркотикам нет!" и вообще говорить с наркотиками было жутко неохота. — Перечисленное мной — отрава, на вкус не всегда приятная. Зачем тогда ее жрут? А затем, зачем в здешних краях курят и пьют вино. Яд наркотика действует не сразу и поначалу очень нравится людям, вызывает фантастические видения или ощущения, поэтому они добровольно себя в могилу загоняют и отказаться, даже когда осознают, что гибнут, не могут. Последние деньги на наркотики тратят, убить, ограбить родную мать могут. Для того, чтобы остановиться, жуткая сила воли нужна. Поэтому даже если б у меня с собой были такие опасные вещи, тебя бы все равно угощать не стала, а глюконата, если хочешь, дам, только он совершенно не сладкий.

— Совсем? — разочарованно вздохнул Фаль, лизнул кончиком язычка белый краешек таблетки, проглядывающий из надорванной бумаги, и убедился: — Совсем!

— Хорошо, что у нас такой опасной дряни нет, — глубоко впечатлившись, заметил Кейр, — и с дурной травой и вином бед хватает.

Проявляя абсолютную солидарность с телохранителем, поддакнул Сарот.

Устроившись поудобнее на моем плече, сильф не без превосходства заметил:

— Глупые люди! Зачем кушать всякую опасную гадость, когда вокруг столько вкусного! Самый лучший наркотик — это медовые булочки и конфеты!

— Я разве спорю, — улыбнулась я. — Только, дружок, с конфетами тоже меру знать надо, а то опять пестреньким станешь! — кончиком пальца я аккуратно коснулась остренького носика сильфа.

— Трю-ю-ю-фели, — мечтательно взмахнул крылышками Фаль и погрузился в сладкие кондитерские грезы. Розовые пятнышки на теле не отвратили его от иномирных сладостей.

— Угодили ль мы магеве? — дождавшись очевидной паузы в нашей таинственной беседе, пробухтел над ухом кряжистый широкоплечий мужик, перешагнувший середину жизни лет десять или около того назад. Такие заматерев, очень долго сохраняют неизменный вид.

Пока мы ели, он сидел смирно за столом слева от нас за кружкой с элем. Я вообще-то по сторонам не зыркала. Его запомнила только потому, что ни у одного другого человека в трактире не было такой осанистой черной с легкой проседью бороды. Она гордо топорщилась, маскируя владельца от губ до середины груди.

Поскольку никто не пел, ни плясал, подарков не дарил, я сообразила: мужик имеет в виду пищу. Вот только почему об этом спрашивает он, а не трактирщики? Повернула голову, пригляделась, так и есть рубашка на вопрошавшем покраше, чем у прочих, с вышивкой в цветах и петухах, сапоги начищены, и достоинство на морде лица внушительное. Ставлю десять к одному, сей тип — какой-то местный авторитет, как вариант — староста или мэр деревни.

Метод дедукции дал следующую цепочку выводов: раз бородач полез с вопросами вперед хозяина трактира, стало быть, завязать разговор желает. А поскольку болтать с магевой у простого люда в хобби не числиться, "староста" не для развлечения над ухом зудит, бородой рискует. Выждал, пока от стола отвалюсь явно, и подкатил, торопился, пока в комнаты не пошла спать.

— Я наелась, — согласилась я и, поглядев прямо в настороженно-вежливые карие глаза под кустистыми бровями, сказала: — давай, вещай, с чем пришел. Ты "может сказать что хочешь или попросить об чем"?

— Хочу, — с облегчением подтвердил мужик и неловко, не слишком привычен видать, поклонился. — Суда твоего справедливого матушка просить хочу!

— Меня зовут магева Оса и такого величания вполне достаточно, — поморщилась я от великовозрастного словечка "матушка". — Кого судить-то надо? Говори толком, да не стой столбом, садись, — я подвинулась, освобождая бородачу место на скамье подле себя.

Тот не заставил себя упрашивать опустился на самый краешек скамьи, которую мы с Лаксом делили. Повеление магевы исполнил осторожно, не нагличая. Откашлялся, то ли простудой страдая, то ли мысли в слова укладывал, и брякнул:

— Виновный, нет ли охотник Викша в кончине супружницы своей, спросить хочу. Ответишь ли, магева?

— Ответить нетрудно. "Да" или "нет" наобум я тебе хоть сейчас ляпну, а вот правильно ответить смогу, только если все толком расскажешь, — изрекла я, мысленно послав очередную порцию "комплиментов" Гарнагу. Вот везет, так везет мне на судилища. Второе за три дня! Придется разбираться, поскольку я богу обещала, хоть и не знала тогда, что меня в судьи на каждом перекресте записывать станут. Лакс утешительно потрепал меня по руке и подмигнул, я улыбнулась своему марету. На сердце сразу стало тепло и чуточку щекотно. Если я быстро разберусь с этим женоубийцей, мы найдем, чем заняться вечерком.

Не то от моей вдохновляющей близости, не то от массажа скамьей пятой точки, где, вопреки научным выкладкам ученых у массы народа находится главный думающий орган, мужчина заговорил живее:

— Дармон я, опечитель Котловищ, магева Оса. А Викша охотник в наших краях из лучших, стрелой зверю в глаз бьет, капканы мастерски ставит, все тропки тайные в лесах знает, да и удачлив. Даже в худой год без добычи не остается. Меха все отборные, волосок к волоску! Баронесса наша, леди Ивельда, треть податной от деревеньки шкурами берет!…

— Что-то не пойму, Дармон, — усмехнулась я, — ты хвалить вашего Векшу или судить просишь?

— Судить мату…, почтенная магева, — на ходу исправившись, заверил меня опечитель и огладил бороду рефлекторным жестом успокаивающим нервную систему, — судить.

— Тогда излагай по существу, — посоветовал Кейр. — Какого нраву охотник? Как с женой жил?