Бернхард Хеннен - Меч эльфов. Рыцарь из рода Других

Иногда, когда в башне не было никого из товарищей по звену, он тайком пробирался в спальню и становился на колени перед сундуком Гисхильды. Существовал неписаный закон, согласно которому сундуки других нельзя было даже трогать. Но его это не волновало, он приоткрывал сундук Гисхильды. Старое, темное дерево еще хранило часть ее запаха. И когда он закрывал глаза и забывал обо всем остальном, то мог представлять себе, что она снова совсем рядом с ним, как будто лежит в его объятиях.

— Все твои желания вращаются вокруг Гисхильды…

— Да. — Каждое слово вонзалось в его горло, словно камешек с острыми краями. Больше он сказать не смог ничего.

— Тогда стоит подумать над тем, какие способы существуют для того, чтобы привести ее к тебе.

Люк недоверчиво взглянул на примарха. Это безумие!

— Она во Фьордландии. Возглавит наших врагов.

— Я так и думал, что ты знаешь, кто она на самом деле. У любящих очень мало тайн друг от друга. Что ж, это все упрощает.

— Но я же не могу…

— Почему? Любовь — самое чистое и искреннее из всех чувств. Что же в этом преступного? И даже если Гисхильда выступит на стороне противника, я уверен, что в глубине души она все еще является одной из нас. Она — Серебряная Львица, Люк. Так же, как и ты — Серебряный Лев. Эти узы крепки. Они на всю жизнь. Она слишком долго была здесь, чтобы не принять нас. Она мыслит так же, как мы. Чувствует так же, как мы. Мы можем вернуть ее.

— Я не смогу сражаться против нее, — тихо произнес Люк. Иногда он представлял себе, как они встречаются в разгар битвы. Как не узнают друг друга из-за закрытых забрал. И что он убивает ее. — Я не могу сражаться против Фьордландии. Она никогда бы не простила мне этого. Когда наши войска победят, когда наши знамена будут развеваться над Фирнстайном и последняя битва будет позади, разрушится то, что значило для нее больше всего на свете. Я не имею права принимать в этом участие! Она никогда не простила бы мне этого, даже если бы я не поднимал меч против язычников… Когда Фьордландия падет, она тоже будет сломлена. Она не захочет меня больше видеть. Возможно, ее даже не будет в живых. В последней битве она будет сражаться насмерть.

— Да, любовь… Ей ведомо только черное и белое. Незнакомы полутона. Реальность другая. Я не хочу сказать, что ты не прав, но я думаю, что мы можем победить Фьордландию, не проведя на ее земле ни единой битвы.

Было видно, что Оноре наслаждается недоверчивым молчанием Люка.

— Мы должны победить Фьордландию в Альвенмарке. Все мои мысли крутятся только вокруг этого. Моя цель в жизни — попасть в Альвенмарк. Если нам удастся убить Эмерелль, королеву Других, то война будет окончена. Другие — это бесчисленное множество народов, которые враждуют друг с другом. Эмерелль — единственная, кто удерживает их вместе. Если она умрет, то Другие больше не будут поддерживать Фьордландию. Они будут драться за корону. А что такое последние язычники без своих союзников? Проигравшие! Они это знают. Война за Фьордландию будет выиграна в Альвенмарке!

— Но как же мы попадем в Альвенмарк?

— Так же, как и Другие, конечно же, — ответил довольный Оноре. — Существуют магические ворота. На некоторых из них мы построили храмовые башни, капеллы или воздвигли мощи святых. Таким образом мы запечатываем эти ворота. Другие уже не могут пользоваться ими. Но мы держим ключ в руках. Если мы оскверним эти места, то ворота снова станут свободны. Нам нужно только научиться открывать их. Или найти кого-то, кто будет делать это за нас. Кого-то, кто настолько разочаровался в Других, кто чувствует, что они предали его, кто готов выступить против них в войне.

Оноре говорил так проникновенно и убедительно, словно эти планы были уже делом решенным.

— Когда мы придем в Альвенмарк впервые, Другие будут совершенно ошарашены. Сразу же, во время первой же атаки, мы должны похитить Эмерелль и убить ее.

— Почему ты говоришь мне все это? Что я могу сделать? Ведь я — всего лишь послушник.

— Ты знаешь, что я неприятный человек, Люк. Я делаю это ради братства. Оно нуждается в тебе. Слишком многие мертвы. И ни в ком дар не силен так, как в тебе. Ты не имеешь права бездействовать. Твоя жизнь должна вновь обрести цель, и неважно, какую. Поэтому я пришел не как друг. Мной движет исключительно эгоизм. Я убежден в том, что наши судьбы тесно связаны. Каждый из нас может обрести свое предназначение в этом мире только через другого.

Люк все еще не понимал, как он может помочь примарху. Но уже был готов ему поверить. Оноре был прав. Необходима цель в жизни. Из нее мы черпаем мужество и силы.

— Что я могу сделать?

— Думаю, ты сможешь вылечить меня, если мы найдем нужное время и место. И еще кое-что… С твоим даром связано особое обстоятельство. О нем я расскажу тебе тогда, когда ты получишь золотые шпоры рыцаря. Однако существует нечто, чем ты можешь послужить нашему делу уже этой ночью. Напиши письмо Гисхильде! Напиши ей о своей любви и тоске.

— Что?

— Ты понял меня правильно, Люк. Вы не сможете увидеться… Может быть, на протяжении многих лет. Позаботься о том, чтобы узы, связывающие вас, не прервались. Ты даже не представляешь себе, насколько ценной однажды может стать ваша любовь…

— Что ты имеешь в виду?

— Когда Альвенмарк будет повержен, мы будем вести переговоры с Фьордландией. Но как можно говорить друг с другом, когда десятилетия войны иссушили сердца? Как можно сидеть за одним столом без доверия? Но именно Гисхильда, которую позорно похитили как раз во время мирных переговоров, сможет.

Люк начал понимать.

— Если вы оба сохраните свою любовь, то сможете говорить друг с другом. Ты принадлежишь к Братству Святой Крови. Ты очень одарен. Я обещаю тебе, что однажды ты займешь значительный пост в нашей Церкви. И ты будешь говорить от имени всех нас, когда мы будем заключать мир с Фьордландией. И Гисхильда глубже поймет все сказанное тобой. Я же повторюсь, она все еще одна из нас. После всех этих лет, проведенных в Валлонкуре, наше учение и наша вера глубоко укоренились в ней, хотя она наверняка не хочет этого осознавать. А еще более важна ее любовь к тебе. Она примет тебя с открытым сердцем. Только так может быть подписан настоящий мир.

— Но как мое письмо попадет к Гисхильде? Ты отправишь послов?

Оноре негромко рассмеялся.

— Нет, любовные письма так не посылают. Поверь мне, оно дойдет к ней. В течение месяца. Однажды вечером она обнаружит его лежащим на своей постели. Или на столе, на котором она пишет всякую всячину, относящуюся к ежедневному бремени правителей. Оно окажется там словно по мановению волшебной палочки.

— Но…

Оноре оперся на палку.

— Не спрашивай, Люк. Я не скажу тебе. Ты ведь знаешь, что я многие годы был заместителем начальника торговой конторы. Я руководил шпионами нашего ордена. Наша сеть раскинута широко, Люк. Твое письмо попадет к Гисхильде!