Джульет Маккенна - Кинжал убийцы

Ученый произнес заклинание, которое должно было нести его слова к Тонину, но не почувствовал ничего. Образ в его мысленном взоре остался неподвижным и безжизненным, как расписная панель. Паррайл попытался снова, но возбуждение, знакомое ему по прошлым творениям Высшего Искусства, так и не пришло. Где же та вибрирующая связь, дивное чувство прикосновения эфира, который соединяет все живое, где мысль, говорящая с мыслью, свободная от оков расстояний или различий? Ванам был так же недосягаем, как солнце, безмятежно парящее в зените.

Он делает что-то не так? Но Паррайл творил это Высшее Искусство с ментором Тонином еще до того, как помог своему наставнику разбудить спящих Келларина. Он творил его намного эффективнее после того, как барышня Гуиналь объяснила видимые противоречия в их знаниях, распутывая противоположные заклинания, которые сводили на нет их усилия. Безнадежная тоска охватила Паррайла. Он так хотел поделиться своими зимними открытиями с Гуиналь. Особенно теми, вплетенными в любовные песни, которые он мог бы ей спеть.

Возможно, ему стоит попробовать ту, более старую, более простую форму Высшего Искусства? Паррайл закрыл глаза, чтобы лучше слышать безмолвную мелодию, звучащую в его голове. Что за песню пел Тримон, когда заблудился, скитаясь в глубине Леса, и просил Лунную Деву зажечь звезды, чтобы указать ему путь домой? Сработает ли она, спетая неслышно в стихийной тишине, окружающей его со всех сторон? Сможет ли Паррайл удержать мотив? Он никогда не был хорошим певцом, но другого выхода нет. Охваченный решимостью, ученый всем своим существом сосредоточился на древней балладе.

Дриат ал ар торал, фриа мен дел ард эндал Кариол ваз ар джерд, ни мел аз мистар фал.

Заклинание скрыто в этом джалквезане, не так ли? Непонятные припевы Лесных песен творят свое давно забытое Высшее Искусство. Паррайл запел в молчаливой решимости, вплетая дорогие ему воспоминания о Гуиналь в каждую нотку отчаяния путешествующего бога и его страсти к далекой Халкарион, богине девичества и тайны. Ритм песни запульсировал в крови ученого, согревая его с головы до ног в ликовании, граничившем с экстазом. Паррайл задохнулся, и восторг исчез.

— Ну? — Налдет сбросил чары, глядя на него с напряженным вниманием.

Ученого била дрожь. Прошло не меньше минуты, прежде чем он смог говорить.

— Я не знаю, — признался он слабым голосом.

На них упала тень. Оба виновато подняли головы и с облегчением узнали фермера, который рассеянно сплетал пальцы, оставшиеся без колец.

— Так что вы, парни, скажете, когда они придут за нами утром?

Витрансель, Келларин

18-е поствесны

— Мессир Д'Олбриот не любит открытые собрания, верно?

Я оглядела быстро наполняющийся зал. Дверь едва успевала закрываться, одного за другим впуская любопытных. Я должна была признать, что новая приемная Темара выглядит впечатляюще. Последние несколько дней Райшед только тем и занимался, что уговаривал людей помочь, и они с энтузиазмом взялись за дело. Деревянные панели, к которым я прислонялась, еще нуждались в краске или лаке, но больше не придется втискивать посетителей между козлами и досками торгового зала.

— Ни один сьер в наше время их не любит. — Райшед считал головы. — Это старый обычай. Так вел свои дела дед Темара. И у этого обычая есть свои преимущества. Каладрийский Парламент, например, открыт для всех, и половина лескарских герцогов проводят свои собрания на открытом воздухе. — Присягнув Д'Олбриоту, Райшед изъездил весь Тормалин и половину тех стран в придачу. — Сделки за закрытыми дверями порождают слухи о нечестности, которые плодятся как кролики. — Он почесал шрам на руке, след таких слухов. Прошлым летом в Тормейле его и Д'Алсеннена из-за них чуть не убили.

— Надеюсь, Темар не даст превратить этот прием в состязание по крику? Что, если все попытаются говорить одновременно?

Я посмотрела на помост. Сьер Д'Алсеннен сидел в кресле с высокой спинкой. Подлокотники украшала резьба в виде листьев каменного дуба с зубчатыми краями. Темар был в куртке по келларинской моде, а не в одном из кричащих сюртуков Тормейла, которые валялись у него где-то в сундуке. Куртка выглядела изумительно. Должно быть, Бридил полночи щурилась у свечи, чтобы вышить зеленые листья на сером шелке.

Гуиналь сидела рядом с ним в более простом кресле, обитом яркой красно-коричневой кожей. На этом фоне прекрасно смотрелось ее дымчато-голубое платье. Его покрой не был ни древним, ни современным. Его шили с тем расчетом, чтобы как можно лучше подчеркнуть фигуру и потратить как можно меньше дорогого дамаста. Скромное кружево прикрывало глубокий вырез, небольшие бриллианты сверкали под блестящим водопадом ее распущенных волос. Барышня беседовала с Темаром. Насколько я могла вспомнить, это был их первый разговор после Равноденствия.

— Что, если Гуиналь примет противоположную точку зрения? — спросила я Райшеда.

— Они оставят споры на потом, поскольку оба выросли в знатных Домах и понимают, как важно соблюдать приличия. — Мы заняли два табурета из тех, что стояли вдоль стен, и Райшед вытянул перед собой длинные ноги. — Они знают, что Келларин держится на доброй воле. Никто из них не рискнет подрывать ее публичной перебранкой.

Интересно, понимает ли Темар, сколько той доброй воли зависит от талантов Райшеда? Как человеку Д'Олбриота, ему часто приходилось объединять самых разных людей, с помощью шутки и смеха добиваться выполнения поставленной задачи, укрепляя свой авторитет сталью в голосе, а если нужно — и сталью в руке. Он делал то же самое для Д'Алсеннена, с тех пор как мы сюда приехали.

Мой возлюбленный с легкой улыбкой наблюдал за Гуиналь.

— Она сказала тебе, что при дворах Старой Империи каждого, кто начинал горячиться, укрощали Высшим Искусством?

Сказала, и меня эта идея совершенно не обрадовала. Я обозревала толпу. Среди просто любознательных лиц мелькало несколько решительных.

— Кто идет первым?

— Кто первым пришел, того первым слушают. — Райшед нетерпеливо посмотрел на Д'Алсеннена. — Я сказал Темару, что лучше бы люди сообщали ему о своем деле до начала собрания. Тогда он стал бы слушать их, учитывая степень важности.

— Ты не берешь это на себя? — Я надеялась, что мой тон не оставил сомнений, какого ответа я жду.