Анджей Сапковский - Меч Предназначения

— Тогда ты потребовал, чтобы Калантэ, Паветта и ее муж поклялись. Они клятву сдержали. Цири — Неожиданность. Предназначение требует, чтобы…

— Чтобы я забрал ребенка и переделал в ведьмака? Девочку? Посмотри на меня, Мышовур. Ты представляешь себе меня пригожей девочкой?

— К черту твое ведьмачество, — занервничал друид. — О чем ты вообще говоришь? Что тут общего? Нет, Геральт, вижу, ничего ты не понимаешь, придется объяснить проще. Слушай, любой дурак, в том числе и ты, может потребовать клятвы, может добиться обещания и из-за этого не станет необычным. Необычен ребенок. И необычна связь, которая возникает, когда рождается такой ребенок. Надо еще ясней? Пожалуйста. С момента рождения Цири уже не имеет значения, чего ты хочешь и от чего отказываешься. Ты, черт побери, не идешь в расчет. Не понимаешь?

— Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность, наш Сюрприз спит. А когда проснется… Мышовур, даже от самого необычного можно… порой надо уметь отречься.

— Ты же знаешь, — холодно посмотрел на него друид, — собственного ребенка у тебя не будет никогда.

— Знаю.

— И отказываешься.

— Отказываюсь. Вероятно, имею право?

— Имеешь, — сказал Мышовур. — А как же. Но это довольно рискованно. Есть такое древнее пророчество: у Меча Предназначения…

— …два острия, — докончил Геральт. — Слышал.

— А! Делай как хочешь. — Друид отвернулся, сплюнул. — Подумать только, я готов был подставить за тебя шею…

— Ты?

— Да. В противоположность тебе я верю в Предназначение. И знаю, как опасно играть с обоюдоострым мечом. Не играй, Геральт. Воспользуйся представившейся возможностью. Преврати то, что связывает тебя с Цири, в нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна. Ибо если нет… Тогда эта связь проявится иначе. Страшней. Негативным и разрушительным образом. Я хочу уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее забрать, я возражать не стану. Я взял бы на себя риск объяснить Калантэ, почему…

— Откуда ты знаешь, что Цири захочет пойти со мной? Из древних пророчеств?

— Нет, — серьезно сказал Мышовур. — Оттуда, что уснула она только тогда, когда ты ее приласкал. Что она мурлычет сквозь сон твое имя и ручкой ищет твою руку.

— Достаточно, — Геральт встал, — а то я уж готов и вовсе взволноваться. Бывай, бородач. Мои поклоны Калантэ. А относительно Цири… Придумай что-нибудь.

— Тебе не уехать, Геральт.

— От Предназначения? — Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.

— Нет, — сказал друид, глядя на спящую девочку. — От нее.

Ведьмак покачал головой, вскочил в седло. Мышовур сидел неподвижно, копаясь прутиком в погасшем костре.

Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий до стремян, по косогору, ведущему в долину, к черному лесу.

— Гера-а-альт!

Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая, серая фигурка с развевающимися пепельными волосами.

— Не уходи!

Он помахал ей рукой.

— Не уходи, — тихо всхлипнула она. — Не ухо-о-оди!

«Я должен, — подумал ведьмак. — Должен, Цири. Потому что… Я всегда ухожу».

— Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! — крикнула она. — И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь?!

«Предназначения не существует, — подумал он. — Не существует. Единственное, что предназначено всем, это смерть. Именно смерть — второе острие обоюдоострого меча. Одно — это я. А второе — смерть, идущая за мной по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири».

— Я — твое Предназначение! — донеслось до него с вершины холма, тихо, отчаянно.

Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну углубляясь в черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во мрак, которому, казалось, нет конца.

Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не поднял головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со всей доступной резвостью вполз под телегу. Распластавшись, сдирая спиной шершавую корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он дрожал и прерывисто повизгивал от страха.

Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.

— Вылезай, — сказал невидимый наездник.

Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи.

Конь фыркнул, топнул.

— Спокойно, Плотва, — проговорил наездник. Йурга услышал, как он похлопывает лошадь по шее. — Вылезай оттуда, человече. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в голосе было что-то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя вряд ли можно было назвать этот голос приятным. Йурга, вознося шепотом молитвы нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.

У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал колесо телеги, по самую ступицу застрявшее между растрескавшимися досками. Неожиданно поднял голову, скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.

Йурга выкарабкался из-под телеги, заморгал, вытер нос, размазывая по физиономии деготь, прихваченный со ступицы. Наездник уставился на него темными прищуренными, проницательными, острыми, как рыбьи косточки, глазами. Йурга молчал.

— Вдвоем не вытащить, — сказал наконец незнакомец, указав на застрявшее колесо. — Один ехал?

— Сам-третей, — промямлил Йурга. — Со слугами. Сбежали, гады…

— Неудивительно, — сказал наездник, глядя под мост, на дно ущелья. — Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое время.

Йурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть на груды черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и выглядывающих из-под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки. Боялся, что достаточно еще раз увидеть черные провалы глазниц, выщеренные зубы и потрескавшиеся мослы, чтобы все его самообладание развеялось и жалкие остатки храбрости улетучились, как воздух из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей и слугой меньше часа назад.

— Чего ждешь? — тихо спросил наездник, поворачивая коня. — Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А может, и раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и как можно скорее.

— А телега? — в голос завыл Йурга, не очень понятно, со страха ли, отчаяния или бешенства. — А товары? Целый год трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю-ю-ю!

— Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо занесло, дружище, — спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на чудовищное кладбище под мостом. — Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми ты, когда наступит темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не то что твой паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это урочище? Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?