Елена Хаецкая - Возвращение в Ахен

Сквозь туман Аэйт разглядел закопченное лицо и светлую бороду. Тот, кто стоял рядом, оказался обычным зумпфом, коренастым, белокожим, с жесткими коротко стрижеными волосами. Он сказал:

— Мальчик, я Эоган. Тебе лучше узнать, что я перевязал твою рану и заковал тебя в цепи. Веди себя хорошо, и ты проживешь еще целое лето и всю осень.

— Спасибо, — прошептал Аэйт и уснул.

Он провел в доме кузнеца два дня. Эоган кормил его один раз в день, по утрам, а после забывал о нем. Однажды в кузницу притащился Алаг. Похоже, колдун не слишком-то ладил с Эоганом, поскольку возле постели, на которой съежился Аэйт, колдун так и не появился. Эоган решительно выставил его за дверь.

Той же ночью Аэйт бежал. Цепи рассыпались при первом прикосновении, дверь раскрылась сама собой. Хватаясь за стену, Аэйт выбрался наружу и побрел по деревне. Селение было обнесено частоколом. Двое ворот, имевшихся на юге и севере, запирались на ночь огромными засовами. Аэйт добрался до северных ворот незамеченным. Он не понял, как это у него получилось. Часовые сидели возле костра и пили. Прижавшись к стене покосившейся хибары, Аэйт видел, как метались по частоколу их тени в свете костра. Он скользнул в темноту и двинулся в обход деревни в поисках других ворот.

Деревня спала. Было очень тихо. Аэйт смутно различал темные пятна домов, и везде были сон и усталость после долгого летнего дня. На мгновение ему почудилось, что он среди своих, в маленькой долине морастов. Здесь точно так же отдыхали люди, привыкшие много работать и сражаться. Но он заставил себя вспомнить о колдуне, тряхнул головой и стал пробираться дальше вдоль стены.

У южных ворот никого не было. Засов оказался таким тяжелым, что его с трудом могли бы сдвинуть с места трое взрослых мужчин. Аэйт провел вдоль него ладонью, и он осыпался на землю хлопьями ржавчины.

За частоколом его ждала ночь. Он жадно вдохнул запах леса, травы, воды. Там была свобода.

И Аэйт пошел на этот запах, торопясь уйти из деревни. Он нарочно выбрал направление, которое ни один нормальный беглец не счел бы возможным: в глубь территории врагов. Он рассчитывал обойти деревню, сделав вокруг нее большое кольцо, выйти к соляному озеру и там уже добираться до дома.

Но он явно не рассчитал своих сил. Они стали вдруг иссякать с невероятной быстротой. Может быть, виной тому была рана. И сейчас он лежал посреди болота, среди влажной зелени, и пытался найти в себе мужество встать и пойти дальше. Он подумал о том, что находится уже недалеко от озера. Оставалось совсем немного. Нужно только взять себя в руки.

Жалобно всхлипывая, Аэйт поднялся на четвереньки. Потом выпрямился, стоя на коленях. Пошатнувшись, встал. Переждав, пока пройдет дурнота, сделал шаг. Второй шаг казался невозможным, но и он был сделан. И Аэйт снова побрел по болоту.

Когда впереди показался поселок, юноша сперва не поверил глазам, а потом задохнулся от счастья и нахлынувшей вместе с ним слабости. Он постоял, держась за грудь, а после, спотыкаясь, побежал к воротам, туда, где его ждало спасение. Захлебываясь, он смеялся на бегу. Во всяком случае, ему казалось, что он смеется. На самом деле он тихо всхлипывал.

А ворота, которые были совсем рядом, никак не приближались. Прошла вечность, прежде чем он коснулся руками частокола и с легким вздохом сполз на землю.

Его пнули в бок сапогом. Аэйт со стоном перевернулся на спину и мотнул головой, больно ударившись скулой о камень.

— Расступитесь, вы, — властно произнес чей-то неприятно знакомый голос. — Дайте же мне пройти, остолопы.

Что-то звякнуло — тонко, певуче, как будто к Аэйту пробиралась женщина, обвешанная серебряными украшениями. Но голос был мужской, и Аэйту стало тоскливо до смертного воя. На него упала тень. Аэйт еще не понял, в чем дело и откуда тоска, а знакомый голос над ним уже смеялся — громко, торжествующе:

— Понял, гаденыш? Твоя волшебная рука не помогла тебе! Я все-таки победил тебя. Ты можешь превратить в пыль все замки, все цепи этого мира, но куда бы ты ни пошел, ноги сами приведут тебя ко мне…

Это был Алаг, отвратительный в своих диковинных одеждах, с цепочками и подвесками, свисающими с его жилистой шеи. Аэйт вскрикнул и потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел рядом с собой Эогана. Кузнец сидел за столом в своем доме и, склонившись над глиняной плошкой, ел. Ел спокойно, аккуратно, с достоинством. В руке у него была ложка

— предмет, для Аэйта непривычный.

— А где колдун? — спросил Аэйт тихо.

Эоган отложил ложку и повернулся к нему.

— Ты голоден?

— Да.

Кузнец помог ему добраться до стола и сесть.

— Поешь, а потом я посмотрю, что ты наделал со своей рукой.

Аэйт испугался, думая, что речь идет о заколдованной ладони, но кузнец имел в виду его рану. Покрутив в пальцах ложку, Аэйт все же не решился пустить ее в ход, отложил в сторону и выпил похлебку через край, а потом руками подобрал оставшиеся на дне миски куски мяса. Эоган внимательно наблюдал за ним, однако ничего не сказал.

Он снял с полки, терявшейся в темноте над узким оконцем, желтоватый камень, поблескивающий на сколах, осторожно отбил ножом маленький кусочек и истер осколок в порошок. Посыпав этим порошком ломоть хлеба, кузнец подал его Аэйту.

— Что это? — спросил Аэйт недоверчиво.

— Яд, — без тени улыбки ответил кузнец, и Аэйт почему-то сразу успокоился.

Порошок оказался безвкусным, но хлеб пришелся как нельзя более кстати. Аэйт наелся до отвала, и ему сразу захотелось спать. Неудачный побег, страх перед колдуном, одиночество среди врагов — все это смазалось, притупилось. Он очень устал. Кроме того, присутствие кузнеца давало ему странное ощущение безопасности.

— Господин Синяка, — жалобно пропыхтел Пузан, — мы, великаны, не приспособленные для долгой ходьбы по болотам… Мы в них увязаем…

Мела посмотрел на великана с нескрываемым презрением.

— А для чего вы вообще приспособленные?

— Всяко не для того, чтоб разная мелочь о себе воображала у нас под носом, — мгновенно окрысился Пузан.

Мела тряхнул стрижеными волосами, но отвечать не стал и только улыбнулся. Это окончательно вывело Пузана из себя. Резко нагнувшись, он сунул Меле в лицо огромный кулак. Мела немного отклонился назад и посмотрел на кулак с искренним интересом.

— Во! — для ясности сказал великан.

Мела хмыкнул и пошевелил копьем. Почему-то великан сменил тактику и от запугивания и угроз опять перешел к жалобам, адресуя их Синяке:

— К тому же, господин Синяка, практики у меня не было… Долгий плен в подвале у Торфинна, не к ночи будь помянут, меня это… ослабил. Ходить отвык, — добавил великан с тяжким вздохом и в то же время краем глаза следя за тем, чтобы подлый болотный житель не смел улыбаться.