Елена Хаецкая - Завоеватели

Парнишка сидел на полу и грыз кусок сухого хлеба, хрустя при этом усердным мышонком. Когда капитан поманил его к себе согнутым пальцем, Синяка поперхнулся, однако спорить не стал.

Искалеченный Ахен показался Синяке почти незнакомым. Паренек шел, спотыкаясь и хромая, а рядом с ним шумно галдели Завоеватели. Отряд спустился по разбитой лестнице, прошел по Первой Морской улице, и впереди открылся развороченный ядрами форт. Дальше, до самого горизонта, расстилалась неспокойная серая вода залива.

— Отсюда и начнем, — сказал Бьярни.

В двух хибарках, прилепившихся к самому форту, было голо и неприбрано. Синяка хотел было сказать Хильзену, что все жители оставили Ахен и ни одной живой души здесь не осталось. Но Хильзен был увлечен беседой с Норгом, а окликать этого высокомерного юнца прилюдно Синяка не решился.

На Первой Морской люди Бьярни прошли еще с десяток домов, несомненно, пустых, и закопали в одном из дворов несколько убитых.

Возле небольшого здания, построенного на каменном фундаменте, Синяка вдруг ощутил легкий толчок. В нем словно что-то встрепенулось. Он поднял глаза к зеленым ставням, аккуратно прикрытым, но не запертым на замок. Здесь кто-то прятался. Весь дом так и сочился страхом. Завоеватели уже топали по доскам, настеленным вместо дорожки поверх луж и опавших листьев. Норг на всякий случай вытащил длинный нож. Он улыбался.

Дверь открылась легко. В доме было прибрано и пусто. В большой комнате возле беленой печи в высокой корзине из ивовых прутьев лежали мотки пряжи. На стенах, ближе к печке, свисали пучки высушенных трав.

Бьярни чутко шевельнул носом.

— Похоже, печку топили недавно.

Он потрогал ее, оставляя на побелке следы грязных пальцев, но печка оказалась холодной. Впрочем, капитана это никоим образом не успокоило. Он сделал знак приступить к обыску.

Норг уже шлялся по всему дому, бесцеремонно заглядывая под лавки и в кладовки, где на полках, застеленных бумагой, стояли банки с вареньями и соленьями. Хильзен, стройный и тонкий, одним гибким движением спрыгнул в подпол. Громыхнула какая-то жестянка.

Синяка выбрался во двор, где пахло опавшей листвой и дымом. В глубине двора стоял небольшой сарай, черный от времени и сырости. Несколько минут Синяка бродил, раскидывая ногами листья. Он чувствовал, что неподалеку кто-то прячется, прислушиваясь к каждому шороху. Этот кто-то был совсем рядом.

Из дома доносился грохот — там двигали буфет. Хлопнула входная дверь. В саду показались Норг и Хильзен — Хильзену было лень таскать тяжести, а Норг составил ему компанию. Они тоже заметили сарай, и Норг, распахнув покосившуюся дверь, обитую куском старого паруса, остановился на пороге и расплылся в улыбке.

— Баба… — сказал он мечтательно.

Среди старых хомутов, граблей и корыт, у наспех сложенной поленницы, жалась насмерть перепуганная молодая женщина. Она прятала за спиной ребенка — девочку лет пяти. Девчушка недовольно вырывалась из рук матери и мотала головой — ей хотелось посмотреть. Руки у женщины были крупные, белые, на ее бледном лице еле заметно проступали золотистые веснушки. Под большим серым платком угадывались две толстых косы. Услышав голос Норга, она сильно вздрогнула.

За спиной Норга показался Хильзен.

— Что-нибудь нашел? — скучающим тоном осведомился молодой аристократ. Норг слегка посторонился, и Хильзен вошел в сарай. На лице женщины появилось злое выражение. Не обращая на это никакого внимания, Норг продолжал радостно ухмыляться. Его светлые усы слиплись от варенья и торчали, как две стрелы.

— Боги Морского Берега… — пробормотал Хильзен. — Только этого нам и не хватало.

— Где толмач? — поинтересовался Норг и высунулся из сарая. Прямо напротив раскрытой двери стоял Синяка и ворошил ногой опавшие листья.

— Эй, — окликнул его Норг, — как тебя, чучело… иди сюда. Нужно помочь. Я хочу поговорить с ней… с этой вот… Да иди же сюда! — рассердился наконец Норг, потому что Синяка не двигался с места.

— Иду, иду, — сказал паренек.

При виде смуглого лица Синяки женщина дернула ртом в брезгливой гримасе и сделала охранительный знак, отгоняя злого духа. Юноша давно привык к подобным взглядам и потому не обратил на это никакого внимания.

— Лучше бы вам оставить ее в покое, — предложил Синяка Завоевателям и переступил с ноги на ногу.

— Ну вот еще, — возмутился Норг. Он засунул ладони за пояс и широко расставил ноги, чересчур рослый и широкоплечий для тесного низенького сарая. Приоткрыв рот, женщина посмотрела на него снизу вверх и вдруг, к великому отвращению Синяки, начала заискивающе улыбаться.

— Как тебя зовут? — с высоты своего роста спросил ее Норг и покосился на Синяку. Тот нехотя перевел женщине вопрос. Глядя ему в рот, женщина ответила: «Далла». Голос ее прозвучал глухо.

Ни в малейшей степени не интересуясь женщиной, Хильзен пошарил среди хлама, сваленного в сарае, и, с достоинством отряхивая с себя пыль, объявил:

— Пусто.

Далла втайне бросила на него злобный взгляд. Девчушка за ее спиной ерзала и приглушенно попискивала. Чуть громче, чем в первый раз, женщина что-то сказала, отрывисто и горько. Синяка проговорил, обращаясь больше к Хильзену, чем к Норгу:

— Она говорит, что ее муж погиб во время осады.

Со двора послышался топот — сапоги Завоевателей громыхали по доскам.

— Уходим, — быстро сказал Хильзен. Он вытолкнул во двор Синяку, схватил Норга за пояс и чуть ли не силой вытащил его из сарая, поспешно захлопнув за собой дверь.

Женщина опустилась на пол и беззвучно заплакала, спрятав лицо в подоле малышки, которая вытаращила на мать круглые глаза и застыла от удивления.

— Ну, что там в сарае? — спросил Хильзена капитан.

— Пусто, — небрежно ответил Хильзен.

Они снова вышли на улицу, и холодный ветер с залива принялся трепать их волосы.

Большинство домов в районе Морских улиц были брошены. Завоеватели забирали все съестные припасы, какие только находили, — мешки с крупой, кадки с солеными огурцами, муку, сало, домашние колбасы, мед. Все это они складывали в телегу с тем, чтобы после перевезти в башню. Ахенцы были людьми запасливыми, и на том, что они заготовили себе на зиму и не сумели забрать с собой, гарнизон вполне мог продержаться несколько месяцев.

Чем дальше уходил отряд от залива, тем состоятельнее становились дома. Почти все они получили значительные повреждения. Полуразрушенным был и тот дом, возле которого остановился Бьярни. Оглядывая хозяйским глазом тяжелую дверь с деревянным лаковым гербом (сова, сидящая на колесе), капитан хищно шевелил носом: здесь будет чем поживиться. Что с того, что рухнул флигель и выбиты стекла? Основная-то часть уцелела!