Елена Хаецкая - Завоеватели

Синяка без малейших колебаний повиновался, сверкнув на лестнице босыми пятками. Бьярни тяжеловесно ступал за ним.

На третьем этаже они обнаружили склад оружия тысячелетней давности. Завернутые в истлевший ковер, под окном-бойницей лежали огромные мечи. Многие даже не заржавели — в башне было сухо. Хильзен толкнул ногой ковер и задумчиво поглядел на рассыпавшиеся по полу клинки.

В другом углу навалом лежали копья, пики и несколько тяжелых алебард. Синяка хотел было взять одну, но едва не отрубил себе ногу.

— Да, тут можно разместиться, — сказал Бьярни. Он еще раз оглядел большую комнату и прищурился с удовольствием. — Только сначала нужно убрать пыль, а то задохнемся.

Норг покровительственно потыкал в Синяку пальцем.

— И никакие призраки нам не указ.

На секунду в комнате стало тихо, и вдруг снизу донесся звон металла и отчаянный вопль Хилле, в котором смешались страх и боль. Бьярни мгновенно схватил Синяку за волосы, подтащил к себе и приставил нож к его горлу.

— Все-таки там была засада, — сказал он. — Змееныш.

Хильзен, придерживая меч в ножнах, подскочил к лестнице, склонился и крикнул:

— Хилле! Ты жив?

Снизу залязгало. Потом послышался басок Хилле:

— Ну.

— Что там у тебя случилось?

Лязг возобновился. Потом Хилле сказал:

— А, мать его. — И закашлялся. — Доспех упал, зараза. — Он гулко чихнул несколько раз, после чего вкусно шмыгнул носом.

Косматый Бьярни медленно отпустил Синяку. Юноша тряхнул головой и, не сказав ни слова, отошел к стене. Внизу Хилле Батюшка-Барин принялся кашлять и ругаться. Потеряв терпение, Хильзен легко сбежал по лестнице. Через несколько секунд за ним последовали и остальные.

За упавшим доспехом обнаружилась печка, построенная в более поздние времена. Это было круглое металлическое сооружение, покрытое облупившейся грязно-синей краской, довольно безобразное на вид. Судя по всему, последние обитатели башни стыдливо прикрывали ее старинными доспехами, чтобы не мозолила глаза. Завоеватели, понятия не имевшие о том, что такое единство стиля в архитектуре, пришли в неописуемый восторг. Решение не отдавать башню крепло с каждой минутой.

Бьярни пригнал несколько солдат, чтобы вычистили пыль, растопили печку и натаскали воды.

Несколько минут Норг постоял на втором этаже, слушая бурные протесты Хилле, который яростно сопротивлялся попыткам Тоддина отправить его за дровами. Невнятно ругаясь и душераздирающе кашляя через слово, он уверял, что не создан для лесоповала. Послушав некоторое время, Норг внезапно озверел и молча треснул подростка по голове кулаком. Хилле замолчал и покорно затопал вниз.

Хильзен, как всегда, непринужденно отлынивал. Он поднялся на третий этаж, где никого, кроме Синяки, не было. Тот смотрел в узкое окно на залив, где хорошо были видны яркие полосатые паруса, освещенные предзакатным солнцем. Хильзен задумчиво изучал фигуру юноши. Что-то странное было в облике этого молодого горожанина.

Синяка почувствовал на себе взгляд и обернулся. И тогда Хильзен понял. Волосы, вот оно что, сказал себе юный Завоеватель. Волосы у Синяки были светлее, чем кожа. При таком смуглом лице он должен был иметь иссиня-черные кудри или, на худой конец, угольные, но уж никак не русые.

Хильзен нашел лавку поудобнее и тяжело опустился на нее. Машинально прижал к груди левой ладонью больную правую руку и поморщился.

— У форта? — спросил Синяка, кивая на повязку в коричневых пятнах крови.

— Угу, — процедил Хильзен, не разжимая губ.

Ресницы Синяки дрогнули, и он еле заметно пожал плечами. Хильзен потер пальцами больную руку пониже раны.

— А сам почему хромаешь? — спросил он вдруг Синяку.

Мгновение Синяка смотрел на Завоевателя молча. Хильзен кривил рот, баюкал правую руку и, казалось, целиком ушел в свои думы.

— Почему хромаю? — переспросил наконец Синяка. — Ваши постарались.

Хильзен поднял голову. На мгновение глаза их встретились. Потом Хильзен нарочито зевнул во весь рот.

— Ты, парень, знаешь что, — сказал он. — Ты иди. Мы ведь пленных не берем.

— А мне некуда идти, — сказал Синяка равнодушно и посмотрел на Хильзена так, словно тот был древним доспехом. Потом его глаза снова зацепились за неряшливую повязку повыше правого локтя.

— Ты промой дырку на руке, чудо, — сказал Синяка. — У тебя заражение будет.

— Не учи ученого, — небрежно произнес Завоеватель. — Одо фон Хильзен получал в сражениях раны и потяжелее.

— Это ты о ком? — не понял Синяка.

— О себе, болван, — сказал Хильзен и снова зевнул. — А все же лучше бы тебе было уйти из города со своими… Мы ведь скоро здесь камня на камне не оставим…

Синяка криво дернул плечом.

Над лестницей появилась всклокоченная светловолосая голова Норга. Сделав умильное лицо, он произнес:

— Господин граф! Кушать подано!

Хильзен подошел к лестнице и легонько пнул сапогом макушку Норга.

— Убери башку с прохода, — сказал он. — Не видишь — граф идет.

Норг, возмущенно взвыв, с грохотом скатился вниз по ступенькам.

Вскоре Хильзен уже восседал за столом и вкушал нечто вроде каши, в которой мелькали кусочки плохо проваренной сушеной рыбы. Отставив мизинец, на котором поблескивал железный перстенек, он орудовал огромным, острым, как бритва, ножом, деликатно снимая губами с широкого клинка внушительные холмики каши.

Норг следовал его примеру, однако подобным изяществом манер не обладал и ножом орудовал, как лопатой, деловито посапывая. Хилле Батюшка-Барин запустил в серебряную тарелку свои невероятно грязные пальцы, не прибегая к помощи столовых приборов.

Когда Синяке выдали порцию, он уселся на краю стола и, подобно Батюшке, принялся жадно хватать еду руками, заглатывая куски целиком, по-собачьи. Рыбьи кости трещали у него на зубах. Покончив с кашей, он тщательно вылизал тарелку и обтер пальцы об одежду.

Хильзен пошарил в груде серебряной посуды, надеясь отыскать себе подходящую кружку. Одна показалась ему не очень замызганной. Она вмещала в себя никак не менее пинты и была снабжена откидывающейся крышкой. Сама кружка была сделана в виде бочки, а ее ручка — в виде втрое витого каната.

Хильзен зачерпнул кипятка и тихо взвыл: серебро немедленно нагрелось и обожгло руки. Он поставил кружку на пол. От усталости он уже плохо соображал. Высунув руку в окно, Хильзен нащупал белый флаг, который Завоеватели заметили на подходах к башне, и сорвал его. Обернув серебряную кружку белым флагом поражения, Хильзен принялся с наслаждением пить кипяток. Постепенно он согревался. Ахен завоеван, он, Хильзен, жив, и есть где провести ночь — под крышей и в относительной безопасности. Хильзена неудержимо тянуло в сон.