Ханнес Бок - Черное колесо

Под ними лежала ржавая английская абордажная сабля. Бенсон так обрадовался, словно она находилась в отличном состоянии, и оживлённо выслушивал наши замечания.

Мактиг нашёл два старинных пистолета в неплохом состоянии.

– Больше в сундуке ничего нет, – уверенно, как таможенник, заявил он и перешёл к следующему.

Запоры этого держались прочно, несмотря на ржавчину. Мактиг просунул пальцы под крышку и потянул. Дерево негромко треснуло и раскололось. Мактиг отбросил обломки и принялся обыскивать сундук. Бенсон помогал ему, держа фонарик и направляя его луч.

Зелёное свечение в каюте ослабло, сгустилась тьма, наступала ночь. Я сверился со своими часами – они были ясно видны, фосфоресценция больше не затмевала их. Возможно, свежий воздух, попавший через разбитые иллюминаторы, уменьшил её. Было четверть первого.

Чедвик воткнул свой фонарик в груду песка: он откопал ещё две чёрные мумии, лежавшие друг на друге лицом вниз.

– Пока четыре. Должно быть, в этом втором зрении что-то есть. Или…

Он не стал развивать свою мысль, но переместил фонарик и принялся раскапывать новый участок песка.

Из второго сундука Мактиг извлёк статуэтку слоновой кости примерно десяти дюймов высотой. Восклицания его и Бенсона заставили нас с Чедвиком подойти. Статуэтка слегка растрескалась и пожелтела почти до цвета янтаря эпохи Мин, но в остальном сохранилась превосходно.

– Африканская, – объявил Бенсон, насторожившись в ожидании наших замечаний.

– Похоже, рабовладельческую теорию не подмочить, – сказал Чедвик.

Уродливая маленькая фигурка, одновременно стройная и коренастая, пулеобразная голова и раскосые глаза напоминали статуи с острова Пасхи. С анатомической точки зрения были сильно подчёркнуты женские особенности.

– Вот и все, – с сожалением сказал Мактиг, вставая. – Остальное – просто обрывки.

В третьем сундуке оказался мусор, как в старом птичьем гнезде.

Чедвик возобновил свои раскопки. Большой Джим отошёл к засыпанной песком койке у дальней переборки. Как изорванное знамя, со столбов безжизненно свисали обрывки полога. Бенсон хлопнул по столбам и разочарованно сказал, что неплохо бы было их прихватить и заказать копии, но, похоже, они не выдержат перевозки.

– Вот и все, – с сожалением повторил он, как ребёнок, развернувший последний рождественский подарок, но не нашедший ожидаемого.

– Есть и пятый! – объявил Чедвик. – Могут быть ещё. Доказательство неопровержимое. Ваше второе зрение вам пригодилось, Майк, вы сумели произвести на меня впечатление.

– Благодарю за комплимент, – раздражённо ответил Мактиг. – Только помните, что и недостатки у него тоже есть. – Понять его ответ можно было по-разному.

Бенсону он сказал:

– Уже поздно, сэр. Если мы вскоре не вернёмся на «Сьюзан Энн», Пен не найдёт нас и, вероятно, организует поиски.

Джим не очень охотно согласился.

– Мне нужно колесо, – сказал он, – а к тому времени, как мы его отвинтим, рассветёт. Что ж, совершим ещё одну вылазку и попробуем раскопать песок. Я надеюсь пробраться на засыпанный нос.

Они с Чедвиком собрали находки. Кивком головы Бенсон предложил всем выходить.

Мактиг заколебался:

– Погодите!

Он подошёл к рыжеволосой мумии, легко поднял, отнёс к койке и положил набок. Сказал серьёзно:

– Бедный старина Рыжий! От него немного осталось!

Он порылся на груди у мумии, потом украдкой взглянул на нас. Я понял: он проверяет, заметили ли мы медальон, выпавший из обрывков одежды. Он неуверенно подошёл к нам.

– Он так долго простоял за столом, – смущённо объяснил Мактиг, – что мне захотелось наконец уложить его.

Чедвик повернулся и двинулся к трапу. Бенсон улыбнулся. Если бы руки его не были заняты добычей, он бы наверняка потрепал Мактига по плечу. Он заторопился за Чедвиком, по пути крикнув, чтобы тот шёл медленнее.

Я похлопал Майка по плечу вместо Бенсона. Он мне очень нравился.

Мы вышли в ночь в сопровождении нескольких светящихся клочьев тумана. Остановились, глубоко дыша: свежий воздух подействовал, как холодная ванна. Я почувствовал, что стал чище. Большой Джим передал мне саблю, пистолет и обломки дерева; чашу и статуэтку он доверил Чедвику.

Нам потребовалось гораздо меньше времени, чем он думал, чтобы освободить штурвал от креплений; Чедвик даже сказал, что колесо словно бы само хотело вырваться. Когда Бенсон рассматривал проржавевшие крепления, корабль снова заскрипел – резким, дрожащим хрустом, похожим на далёкий хриплый хохот.

Мактиг не стал смотреть. Прежде всего он подошёл к двери и закрыл её: оттуда дул сильный сквозняк, словно освобождённая каюта облегчённо дышала. Потом подошёл к гакаборту и посмотрел на песчаную дюну, скрывавшую от нас огни «Сьюзан Энн».

С каждым скрежетом инструментов Большого Джима, с каждым треском корабля Мактиг вздрагивал и морщился. Пальцы его сжимали разбитый поручень.

– Готово! – возбуждённо воскликнул Бенсон. – Можете расслабиться, Майк. Добрая Пятница кончилась [3] Добрая Пятница – пятница накануне Пасхи, годовщина распятия Христа. – Примечание переводчика .

Колесо оказалось не очень тяжёлым. Бенсон поднял его и понёс к лестнице. Над ним, холодная и чистая, как нота хрустального гонга, горела утренняя звезда.

– Спускайтесь, Майк! – приказал Бенсон. – Потом вы, доктор. Чед передаст вам добычу.

Ирландец повернулся, в последний раз осматривая палубу, криво улыбнулся при виде колокола. Потом глубоко вздохнул, развернул лестницу, спустился и стал светить мне вверх. Спустился и я. Чедвик остановился на полпути, передавая находки от Бенсона мне. Последним, держа колесо, спускался Бенсон.

Мы взглянули на корабль: как чёрная грозовая туча, он закрывал звезды, по-прежнему слегка потрескивая.

Чедвик сказал:

– Пока песок полностью закрывал его и давление было равно мерным, всё было в порядке. Но сейчас он, кажется, не выдерживает.

Звуки напоминали скрежет арктических льдов. Большой Джим тревожно сказал:

– Похоже, мы вовремя унесли ноги.

Он подхватил колесо и заторопился по песку. В ста ярдах от остова мы остановились и обернулись.

Из разбитых иллюминаторов каюты блеснули последние остатки свечения, как потоки мошкары, устремляющиеся к огню. Дюна осела и с рёвом обрушилась на корабль, тяжёлая и неумолимая, как молот Тора.

Треск усилился, слился в тысячекратно усиленный звук раздавленного спичечного коробка. Свечение погасло. Облака пыли устремились к нам, как призрачная приливная волна. Мы задыхались, начали кашлять.

Некоторое время мы стояли молча, глядя на место, где только что был корабль. Каждый был погружён в свои мысли. Потом Бенсон сказал:

– Кажется, это все.