Ханнес Бок - Черное колесо

Я сказал:

– Прекрасно. Теперь он отправится на отдых, завершив своё дело, и Большой Джим снова станет самим собой.

Её губы гневно скривились.

– Не так-то все просто! Колесо – это только начало. Он должен доказать, что он – не сумасшедший. С теми людьми, которые объявили его безумным, он этого сделать не может, зато может с их потомками: а это почти то же самое. И кто знает, кто смотрит глазами этих потомков?

Теперь вы понимаете, почему это плавание было роковым! Отец пригласил её милость, Бурилова и Светловых с определённой целью: ему казалось, что они его забавляют; но и за этим стоит капитан! Он увидел в леди Фитц и остальных нечто, что он мог бы использовать, чего нет в среднем человеке – в членах экипажа.

Утрата колеса означала для капитана невыполненный долг. Но и для владельцев колеса она означала то же самое! Капитан должен был заплатить за свой грех. Но возврат колеса – это не полная расплата.

Он должен также найти для тех негров новые тела, чтобы они могли завершить своё дело!

Я покачал головой, удивляясь, как здравомыслящая и красивая девушка может всерьёз говорить о таких фантазиях, и сказал:

– Допустим, ваше предположение истинно и оккультные законы, на которых оно основывается, тоже. Разве капитан не помогает одним за счёт других? Он отнимает у леди Фитц и остальных их место в жизни и отдаёт их тела в распоряжение призраков. Подобное притягивается подобным, и если леди Фитц и другие захвачены призраками, то лишь потому, что сами этого захотели – сознательно или бессознательно. Они приняли то, что ожидало их: они поддались влиянию, которое в той или иной форме было на них оказано. Капитан только организовал эту встречу. Он не более ответственен за результаты, чем агент, познакомивший покупателя и продавца. Решение принимают они сами, а ему хватит и комиссионных.

– А я уверена, – возразила Пен, – что леди Фитц не станет вести дел с духами без гарантий с их стороны. Она весьма расчётлива, и не могу себе представить, чтобы она сделала что-то, не заключив надёжный контракт.

Я вспомнил утверждение Флоры – в роли Ирсули, – что те, кто отдаются, получают награду.

Теория Пен, несомненно, решала все загадки, но моя – тоже, и моя к тому же основана на практике.

Я спросил:

– И кому, кроме меня, вы поведали свои догадки?

Она рассмеялась:

– Забавный вопрос, Росс. К чему мне о них рассказывать?

– Но если ваша догадка верна, что же тогда помешало отцу довериться вам с самого начала?

– Ему неизвестно, что я знаю о предполагаемом безумии старого капитана. Он, вероятно, подумал, что рассказ испугает меня – все это так фантастично, так близко к сумасшествию! Возможно, он считает, что сначала должен получить доказательства. Потом расскажет.

Я чувствовал, что все это слишком изобретательно, чтобы быть её собственными мыслями.

– Скажите, когда ваш отец увидел, что вы боитесь колеса, не спрашивал ли он вас, что вы в нём видите?

– Да, спрашивал. Но тогда я была слишком взволнована, чтобы отвечать. А теперь могу.

Неожиданно она покраснела.

– Ещё один странный вопрос, Росс. Почему вы решили, что отец должен спрашивать, что мне не нравится в колесе? И почему вас так интересует, не рассказывала ли я кому-нибудь о своих теориях?

– Вряд ли это разумные теории, – сказал я. – Могут подумать о… – я со значением помолчал. И вместо того, чтобы ослабить её сомнения, усилил их.

– Странные вопросы и странные ответы, – проговорила она. – Вы не верите в призраков, поэтому за вашими вопросами должно скрываться что-то другое. Что, Росс?

Я не решился ей ответить, что Бенсон пытается доказать свою нормальность, сводя с ума других. Она спросила:

– Почему вас заинтересовало, как умер старый капитан? Почему вы спросили меня, а не самого Большого Джима? Что он сделал такое, что вас заинтересовало?

Я начал говорить, но она взмахом руки заставила меня замолчать, сжала руку в кулак, оперлась на неё подбородком, размышляя.

– Я пытаюсь рассуждать, как вы, Росс. По научному. – Она распрямилась. – Мне кажется, что я понимаю ваши заключения. Либо отец сделал что-то… нерациональное… в вашем присутствии, либо вы об этом услышали и хотите проверить. Вероятно, он сделал это, будучи старым капитаном, и это связано с колесом. Вы спросили, рассказывала ли я кому-нибудь о своих мыслях, – значит, они вам знакомы. Но кто, кроме меня, мог об этом догадаться? Только тот, кто установил контакт… я поняла! Флора! Мы все заметили, что её рассуждение об Африке немного странное. Но вы не верите в призраков, следовательно, вы подумали…

Она побледнела.

– О Боже! Вы решили, что, отец всё-таки сошёл с ума, он порабощён собственными галлюцинациями и теперь взялся за меня! И за Флору тоже! А может, и за остальных! Безумие любит общество, верно? Так вы подумали? Отвечайте!

Я удручённо ответил:

– Я не знахарь, я не умею лечить заклинаниями. Прежде, чем действовать, я должен понять мотивы. И я должен строить свои заключения на фактах, а не на суевериях.

Теперь уже она вспыхнула от гнева.

– Вы знаете, что у человека одна голова, и если бы встретили двухголового пациента, то, скорее всего, предпочли бы, чтобы он умер, чем признали свою неправоту. Ну так вот: я верю в то, что рассказала вам, и случай с Флорой это доказывает! И вы ничего не предпримете против моего отца и старого капитана, слышите?

Она вскочила и быстро пошла к двери; я заторопился вслед за ней. Она не должна сообщать о моих намерениях Бенсону. Один Бог знает, как он расправится со мной, если подумает, что я могу помешать его безумным замыслам!

– Мисс Бенсон, пожалуйста, дайте мне время…

Она остановилась.

– Время? Вам оно не понадобится! – Она рассмеялась, но смех был похож на рыдание. – Я боялась идти сюда. Боялась, что не сдержу обещания, данного Чеду. Доктор, вас это может удивить или забавить – но я сообразила, что влюблена в вас!

Я был ошеломлён, почувствовал одновременно и радость, и досаду. Должен признаться, я с самой первой встречи… полюбил её.

– Мисс Бенсон… Пен…

– Я предпочитаю первое… – сказала она, всхлипывая. Я попытался привлечь её к себе, не веря, что чувства её изменились за такое короткое время, и решил, что поцелуй ослабит её сопротивление… но она презрительно отвела мои руки:

– До свиданья, доктор.

И ушла.

Не знаю, сказала ли Пен отцу о моих подозрениях, но в следующие несколько дней он отказывался принять меня, соблюдая только правила вежливости. Пен не только холодно избегала говорить со мной, но и жестоко издевалась, проявляя повышенное внимание к Чедвику. Впрочем, Чедвик был не настолько наивен, чтобы выдать своё удивление или проявить радость.