Том Арден - Король и Королева Мечей

Пламенем жарким спали этот мир!

Пусть захлебнется он в волнах потопа!

Пусть он в зыбучей трясине потонет!

Пусть искупается в алой крови!

Снова слышатся эти песнопения. Страстно, торопливо произносят слова своих злобных молитв члены Братства Тота. Вновь возникает перед ним белая фигура, разводит руки в стороны, излучает странное, таинственное сияние. Скоро жрец повернется и сорвет покров с магического зеркала. Скоро его кинжал снова вонзится в нежную детскую плоть, и его пальцы вынут из тела жертвы дымящиеся, еще теплые внутренности.

Но сначала Транимель — ибо это именно он! — должен обратиться к общине. Под надвинутыми клобуками прячут лица благороднейшие из аристократов Эджландии. Они устремляют взоры к своему предводителю, они упиваются его словами.

— Братья, когда впервые предо мной явился могущественный ТОТ, когда он воссиял, словно магический призрак, в моем зеркале, я понял, что передо мной истинное божество. Познание новой истины заполнило мое сердце, и все, что я знал прежде, стало ложным, и сразу же светлый Агонис... о, как у меня только язык повернулся назвать его «светлым»! Нет! И сразу же Агонис показался мне лицемерным, коварным лжецом. Он разглагольствовал о добродетели, а сам был охвачен похотью и думал только о том, как бы поскорее разыскать утраченную возлюбленную.

Перед моими глазами, как перед неподкупным светом дня, предстали истинные обличья его братьев и сестер.

Доброта? Благодать? Да могла ли в них сохраниться хоть искра благодати, если каждый из них был готов пасть на колени и молиться на своего отца, верховного бога! Как могли они покровительствовать людям, если их отец предложил им кров и они стали жить не сами по себе, гордо и независимо, а под крышей его дворца, как какие-нибудь прихлебатели!

Меня озарило! Я вдруг отчетливо, ясно узрел, что верховный бог Орок — враг моей страны, всего человечества, всего мира. Если в ком-то еще сохранилась благодать, так только в тех созданиях, что были отвергнуты Ороком, которых он возненавидел и отшвырнул от себя, будто ядовитых гадов, и обрек на муки в Царстве Небытия?

Орок назвал бы их исчадиями Зла, но что есть Зло? И что есть Добро? Братья, в это мгновение я понял, что Добром для меня станет Зло и что Тьма станет моим Светом, а Смерть моей Жизнью! В это мгновение я понял, что истинным и единственным моим божеством станет ТОТ, ТОТ-ВЕКСРАГ, первый из отверженных!

Братья мои, подумайте о том, как мы возрадуемся — скоро, очень скоро! — когда власть ТОТА обретет свободу, когда мир будет охвачен его милосердной яростью! Тогда те, что были истинными слугами ТОТА, будут вознаграждены... Вечной жизнью! Вечным блаженством! Богоподобной властью! Все это они обретут в том мире, который ТОТ воздвигнет из пепла мира, им уничтоженного! Братья, восплачьте от радости! Этот мир станет нашим — не старый мир Орока, где нам была уготована роль жалких насекомых, страшащихся того, что их в любое мгновение могут растоптать. Это будет новый мир, могущественный мир ТОТА!

Мы долго ждали своего часа. Слишком долго кристаллы — священные кристаллы, которые могут даровать ТОТУ власть надо всем сущим, надо всем живым и мертвым — были скрыты и ожидали пришествия того, кто зовется Ключом. Но, Братья, скоро нашему ожиданию придет конец!

Фигура в белом балахоне резко разворачивается и указывает в темноту.

Все оборачиваются.

— Брат Э.! В том обличье, которое ты носишь при свете дня, ты управляешь тайными агентами, и некоторые из этих агентов еще более тайные, нежели остальные. Раздобыл ли ты новые сведения? Правда ли то, что Ключ совсем близко? Твои Братья жаждут узнать последние новости, Брат Э.! Поведай же нам скорее обо всем, что тебе удалось узнать!

В ответ ему звучит голос, в котором так явно слышится подобострастие, желание угодить. Те, кому обладатель этого голоса знаком по жизни вне стен подземного храма, ни за что не поверили бы, что это он.

— Все верно, Магистр. На протяжении всего варбийского сезона Ключ находился в непосредственной близости от нас. И очень скоро он будет у нас в руках.

— Вы обещаете нам это, Брат Э.? Вы клянетесь всемогущим ТОТОМ?

— Магистр, клянусь! Есть на свете многое, в чем нельзя быть уверенным, но в этом я готов поклясться даже своей собственной жизнью! И здесь, перед вами, я произношу свою клятву: еще до окончания этого сезона Ключ к Орокону будет среди нас, в этом подземелье, и с ним будет первый из священных кристаллов!

— Да! — взвизгнул Транимель. — Да, это произойдет! И когда мы отберем у него кристалл, и когда его сердце, легкие и печень будут лежать на алтаре, что еще сможет ограничить власть ТОТА? Что остановит его тогда? Воспоем, Братья!

Притопывая в такт, соратники Транимеля запели:

Наш бог всемогущий и истинный Тот

За зеркалом заперт, томится и ждет.

Когда принесут ему власти кристалл,

Чтоб он возродился, из праха восстал!

Когда же на воле окажется Тот,

Он все остальные кристаллы найдет.

Магическим кругом разложит их он,

И станет подвластен ему Орокон!

Песнопение продолжалось. Топот стал таким оглушительным, что кажется, что от него сейчас начнут трескаться камни. Зло копится под сводами подземного святилища, и кажется, что здесь уже летают летучие мыши и страшные подземные птицы, что по полу ползают ядовитые змеи. Лорд Эмпстер пел вместе со всеми, почти столь же самозабвенно. Он снова сыграл свою роль, и сыграл хорошо. Транимель не должен догадаться о его истинных намерениях.

Пока не должен.

Однако решающий час близился.

«О Транимель, Транимель... Все, что сказал, — чистая правда, но все случится совсем не так, как ты о том мечтаешь!»

На следующий день в том мире, что лежит высоко над подземным святилищем, лорд Эмпстер снова увидится со жрецом странного культа. Они будут говорить о делах, но ни тот, ни другой ни словом не обмолвятся о тайнах подземелья. Никто не догадается об их секретной связи. Так было всегда. Давным-давно Транимель стал одного за другим приобщать благороднейших лордов Эджландии к своей вере. Он подводил их к магическому зеркалу, заставлял заглянуть в него, и все они, один за другим, отрекались ото всего, чему были верны долгие годы. Прежние обличья опадали с них, словно тонкая скорлупа. Все они теперь были прислужниками антибожества и только при свете дня оставались такими же, как прежде.

То есть так казалось.

Только лорд Эмпстер сумел воспротивиться злу. По крайней мере, этому злу. Потаенная ненависть пряталась в его взоре, когда он смотрел на одетого в белый балахон премьер-министра.

Об Этане Архоне Транимеле было известно немногое. Некоторые брали на себя такую смелость, что называли его человеком, «который сам себя сделал». В Эджландии подобное определение несло в себе нечто оскорбительное, и потому такие высказывания по адресу премьер-министра можно было себе позволить в самом узком кругу, наедине с самыми близкими людьми. И все же это было не совсем так. Вернее, только в самом определенном смысле так. По идее, пост, который занимал Транимель, следовало бы занимать человеку самого благородного происхождения — принцу, эрцгерцогу. Такого титула у Транимеля не было.