Том Арден - Танец Арлекина

Полти от этого просто-таки бесился. Он знал, что все это — чушь несусветная, но убежденность Воксвелла в собственной правоте была настолько непоколебимой, что тут и Полти ничего поделать не мог.

Самым ужасным методом в воспитательной системе Воксвелла были побои. Но всегда им предшествовали молитвы. Воксвелл заставлял сына встать рядом с собой на колени, а потом укладывал его на скамью и порол. Все это происходило в длинной комнате на чердаке, где местный лекарь производил хирургические операции и проводил свои чудовищные молитвенные собрания. «Снимай!» — распоряжался Воксвелл, и Полти должен был спустить штаны. Если он этого не делал сам, штаны с него снимал отец. Шлеп! Шлеп! — свистел в воздухе хлыст. Полти, с залитым слезами лицом, терпел побои, стиснув зубы, и смотрел на висевший на стене огромный железный Круг Агониса. Круг этот казался ему проклятием. Он обещал зло и злодейство. «Чувствуешь это в сердце своем? Чувствуешь? Чувствуешь любовь бога Агониса?»

Ничего Полти не чувствовал. А сейчас он стоял и смотрел на луну сквозь черные ветви деревьев. И вдруг он подумал: «Я не вернусь». Почему он до этого раньше не додумался? А теперь это вдруг показалось ему таким же естественным, как дыхание. В миг озарения Полти вдруг понял, как по-идиотски глуп его план насчет Зеленой подвязки. Да и есть ли она, эта Зеленая подвязка? На самом деле Полти и раньше в этом несколько сомневался, но сейчас более глупой ему казалась не самая мысль о том, чтобы съездить в Агондон и переспать со шлюхой, но о том, чтобы, вернувшись, поведать всем о своем успехе.

Что ему за дело до Вела? До Лени?

До Боба?

Никакого ему дела нет до них!

Он уедет на дилижансе в Агондон. Блеснут серебряные монетки, озаренные первыми лучами солнца, когда он, отсчитав их, отдаст кучеру. «Когда назад поедешь?» — спросит кучер. А Полти только улыбнется. Он не вернется.

Луна слепила глаза. Новый замысел Полти ощутил, как удар. Однако удар этот был ему приятен. Он покачнулся, но удержался за ствол старого вяза, прильнул к нему и постоял еще немного.

— Да, — взволнованно прошептал он. — Да… Что-то происходило. Что?

Вдруг в голове у него прояснилось. Он закрыл глаза, постоял так какое-то время, снова открыл глаза, медленно поднял голову и посмотрел на луну. Луна спокойно, бесстрастно светила в безоблачном небе. На душе у Полти тоже воцарился покой.

К дому отца Полти всегда подходил со стороны черного хода. Вот и теперь Полти шел по заснеженной лужайке к дому — остроконечная крыша, небольшой амбар, голые ветви яблонь, черные линии плетней. Из труб поднимались ровные, аккуратные струйки дыма, но в доме было темно — не светилось ни одно окошко.

Все спали.

Полти присвистнул.

Он знал, что надо сделать. В кабинете у Воксвелла стоял большой письменный стол. В верхнем ящике этого стола лежала металлическая шкатулка, а в этой шкатулке, как знал Полти, Воксвелл хранил мешочек с серебряными монетами — яркими и блестящими. Скоро, очень скоро эти монеты помогут сыну Воксвелла начать новую жизнь.

Сыну Воксвелла.

Полти презрительно сплюнул.

— Он — не мой отец! — произнес он вслух.

Тихо, осторожно толстяк подошел к дому. Кабинет Воксвелла располагался на нижнем этаже. Полти направился к парадному крыльцу.

Темно.

Тихо.

С бешено бьющимся от волнения сердцем Полти прижался носом к оконному стеклу и заглянул в пустую комнату.

Отлично. Он так и знал.

Окно в кабинете у Воксвелла открывалось просто: створка окна ездила вверх-вниз. Полти знал, что нижняя задвижка давным-давно сломана. Полти вытянул руки, ухватился за оконный переплет… и рама легко поднялась вверх.

Полти стоял в темном кабинете. Тут было тепло. В камине догорали угли, отсветы ложились на спинку большого дивана, повернутого к огню. Полти сбросил шубу и повесил на спинку дивана.

Задуманное он должен был сделать быстро.

И тихо.

Письменный стол озаряла луна. Света хватало. Полти провел рукой по каминной полке в поисках ключа. Он дрожал, но не от страха, а от волнения. Они раньше залезал в шкатулку и таскал из нее серебряные монетки. Но одну-две, не больше. Теперь он должен был забрать все. Сердце его колотилось так громко, что вдруг Полти испугался: вдруг от этого стука проснется Воксвелл и застанет его здесь.

Медленно, мучительно медленно он повернул ключ в замочной скважине. Луна светила так ярко, что Полти разглядел даже резьбу на крышке шкатулки. Ключ повернулся. Он открыл крышку шкатулки. Да. Заблестело серебро. Полти запустил руку в шкатулку. Да!

— Да! — вырвалось у него.

— Навряд ли, — прозвучал сухой, тихий голос.

Рука Полти судорожно дернулась. Он отдернул ее. Сжал кулаки. Монеты посыпались на пол. Полти так напугался, что даже не заметил, что в кулаке у него зажат сложенный вчетверо листок бумаги.

Он слышал, как тикают часы.

— Я не сплю с твоей мамашей. Я с ней не сплю с тех пор, как ты родился, — объявил лекарь, поднимаясь с дивана, стоявшего у камина. — Я-то думал, тебе это известно, Тисси.

— Не называй меня так!

— Тисси, девчонка Тисси.

Лекарь крабьей походочкой подобрался к парню. На нем была ночная сорочка, парик он на ночь снял. Его противные губы скривились и подрагивали. В руке он сжимал кожаную плеть.

Воксвелл налетел на сына.

— Порочное дитя! — орал Воксвелл. — Я научу тебя почитать бога Агониса!

Разъяренный лекарь схватил Полти за волосы и швырнул на крышку письменного стола.

— Брось деньги! Штаны снимай!

Рука отца метнулась к завязкам штанов Полти. Кожаная плеть описала в воздухе дугу. Но Полти не разжал кулаки. «Монетки» — не выходило у него из головы. «Держи монетки крепче», — приказывал он себе. Плеть больно ударила его.

Он закричал. Вывернулся. Взметнулись его кулаки.

Воксвелл отшатнулся.

А потом Полти метнулся к окну. Штаны болтались у него под коленями. Выпрыгнув в окно, он упал в снег на спину. Перевернулся. Но лекарь настиг его.

Шлеп! Шлеп! — хлестала плеть.

Полти уворачивался.

Отбивался.

Лягался.

Все было кончено.

Полти лежал один-одинешенек на снегу на лужайке на заднем дворе. Снег серебрился под лучами луны. Кулаки его были сжаты до боли.

Монетки!

Он дрожал. Он был без ботинок, без штанов, рубашка его была порвана.

«Не вернусь. Он — не мой отец».

Вот какие мысли бродили в голове у Полти, лежавшего на снегу, полуголого, истекавшего кровью. Эти слова он повторял и потом, словно заклинание, когда его увидел Боб, разбуженный пущенным в окно камнем. Боб выбежал на улицу и помог своему Дрожавшему от холода дружку взобраться по лестнице и войти в «Ленивого тигра».

— Ой, бедняжка! — всплеснула руками досточтимая Трош, завидев Полти. — И кто же это с тобой сотворил? Ему бы домой надо скорее!