Тэд Уильямс - Трон из костей дракона

Эолер последовал за ним, его сапоги бесшумно ступали по толстым старым коврам.

— Ну вот, — сказал улыбающийся Диниван, протягивая руки к уютному пламени камина. — Так лучше? Это просто скандал, но нам очень трудно поддерживать тепло в доме его святейшества. Потолки очень высокие. А весна была такая холодная!

Граф улыбнулся.

— По правде говоря, я как-то не обратил на это внимания. В Эрнистире мы всегда спим с открытыми окнами, кроме, разве что, самой суровой зимы. Мы люди, живущие на свежем воздухе.

Диниван поднял брови.

— А мы, наббанаи, изнеженные южане, э?

— Я этого не говорил! — засмеялся Эолер. — Вот что вам, южанам, действительно присуще, так это редкостное красноречие.

Диниван сел на стул с высокой твердой спинкой.

— Ах, но вот его святейшестве Ликтор — который на самом деле эркинландер, как вам хорошо известно, — Ликтор всех нас заткнет за пояс. Он умный и тонкий человек.

— Это мне известно. И это о нем я хотел бы поговорить, отец.

— Называйте меня просто Диниван, пожалуйста. Ах, это печальная судьба секретарей великих людей — встреч с ними ищут больше благодаря приближенности к великим, чем за личные качества, — он насмешливо состроил удрученную мину.

Эолер снова поймал себя на том, что ему крайне симпатичен этот священник.

— Таков ваш рок, Диниван. Теперь выслушайте меня, пожалуйста. Я полагаю, вам известно, зачем мой господин послал меня сюда?

— Я был бы олухом, если бы не знал. Новые времена заставляют языки болтаться, как хвосты возбужденных собак. Ваш господин просит Леобардиса объединиться с ним в некий союз.

— Вот именно, — Эолер отошел от огня и передвинул кресло поближе к Динивану. — Все мы находимся в состоянии неустойчивого равновесия: мой Ллут, ваш Ликтор Ранессин, Верховный король Элиас и герцог Леобардис…

— И принц Джошуа, если он жив, — закончил Диниван, и лицо его было озабоченным. — Да, в неустойчивом равновесии, и вы знаете, что Ликтор ничего не может сделать, чтобы нарушить его.

Эолер медленно кивнул.

— Я знаю.

— Тогда почему же вы пришли ко мне? — любезно спросил Диниван.

— Как бы вам сказать… Все выглядит так, как будто заваривается обычная свара, как часто случается, но я боюсь, что все это гораздо глубже. Можете считать меня сумасшедшим, но у меня предчувствие, что так кончается эпоха, и я холодею при мысли о том, что может принести следующая.

Секретарь Ликтора молчал. На мгновение его простое добродушное лицо показалось лицом умудренного годами и опытом человека, словно неисчислимые горести проступили на нем.

— Я скажу только, что разделяю ваши опасения, граф Эолер, — вымолвил он наконец. — Но я не могу сказать о Ликторе ничего, кроме того, что уже было сказано, — он умный и тонкий человек. — Священник коснулся древа у себя на груди. — Чтобы немного облегчить вашу ношу, скажу вам следующее: герцог Леобардис еще не решил, окажет ли он вам поддержку. Несмотря на то, что Верховный король попеременно то улещивает его, то угрожает, Леобардис все еще колеблется.

— Что ж, это хорошие новости, — сказал Эолер и устало улыбнулся. — Когда я видел герцога сегодня утром, он был очень отдален, как будто боялся, что его увидят слушающим меня слишком внимательно.

— Он должен многое взвесить, так же, как и мой господин, — ответил Диниван. — Но я могу открыть вам одну тайну. Только этим утром я провел барона Дивисаллиса к Ликтору Ранессину. Барон отправляется в путь с важной миссией в качестве посла, и это будет иметь огромное значение и для Леобардиса, и для моего господина. Кроме того, это поможет решить, на какую сторону бросит Наббан свое могущество в каком-нибудь конфликте. Большего я сказать не могу, но надеюсь, что это хоть как-то поможет вам.

— Это больше, чем ничего, — кивнул Эолер. — Я благодарен вам за доверие, Диниван.

Где-то в Санкеллане Эйдонитисе глубоко и низко зазвучал колокол.

— Колокол возвещает о наступлении полудня, — сказал отец Диниван. — Пойдем, найдем какую-нибудь еду и кувшин пива и поговорим о более приятных вещах. — Улыбка снова сделала его лицо молодым. — Знаете ли вы, что я был однажды в Эрнистире? Ваша страна прекрасна, Эолер.

— Маловато каменных зданий, — ответил граф, похлопывая по стене.

— И это одна из ее прелестей, — засмеялся Диниван, направляясь к двери.

Снежно-белая борода старца была достаточно длинной, чтобы можно было засовывать ее за пояс на время прогулок, а до этого утра он гулял несколько дней подряд. Волосы его были не темнее бороды. Даже куртка с капюшоном и краги были сделаны из толстой, аккуратно снятой шкуры белого волка. Передние лапы зверя скрещивались на груди, голова была прикреплена к железной шапке. Если бы не красные кристаллы в пустых глазницах волка и не свирепые голубые глаза человека, старец был бы просто еще одним белым пятном в заснеженном лесу между Дроршульвенским озером и холмами.

Стон ветра в верхушках деревьев все нарастал, и дождь снега с ветвей высокой сосны обрушился на скорчившегося под ней человека. Он, как животное, нетерпеливо отряхнулся, и легкий туман на секунду поднялся вокруг него, разбив слабый свет бледного солнца на тысячи крошечных радуг. Ветер продолжал свою пронзительную песню, и старик в белом протянул руку и схватил что-то, что казалось раньше еще одним снежным комом — камнем или обрубком дерева, занесенным снегом. Он поднял этот предмет, очистил его от снега, сдвинул прикрывающую его ткань и заглянул внутрь.

Старик прошептал что-то в отверстие и подождал. Нахмурился раздраженно или встревоженно. Опустил предмет на землю, встал и развязал затянутый на талии пояс из отбеленной оленьей кожи. Затем, стянув капюшон и открыв загрубевшее от ветра лицо, он сбросил волчью куртку. Рубаха без рукавов, которую он носил внизу, была того же цвета, что и куртка, кожа мускулистых рук не намного темнее, но на правом запястье, как раз над меховой рукавицей, яркими красками была нарисована голова змеи — синим, черным и кроваво-красным. Тело змеи спиралью обвивалось вокруг правой руки человека и исчезало за рукавом рубашки, чтобы вновь появиться, обхватив его левую руку и закончиться свернутым хвостом на запястье. Этот буйный всплеск цвета резал глаза на фоне скучного снежного леса, белой одежды и белой кожи человека; казалось, что какая-то летучая змея, в воздухе разделившаяся пополам, билась в смертельной агонии в двух локтях от промерзшей земли.

Старик не обращал внимания на холод, заставивший его обнаженные руки покрыться гусиной кожей, пока не кончил укутывать сверток курткой, подпихивая под него свободные концы. Тогда он вытащил из кармана своей нижней рубахи кожаный мешочек, выдавил оттуда немного желтого жира и быстро втер его в кожу обнаженных рук, заставив змею сверкать и переливаться, как будто она только что приползла из каких-нибудь южных джунглей. Закончив, он снова скорчился, усевшись на пятки, и стал ждать. Он был голоден, взятый в дорогу запас подошел к концу еще вчера вечером. Впрочем, это не имело значения, потому что скоро придут те, кого он ждет, и тогда еды будет вдоволь.