Тэд Уильямс - Трон из костей дракона

Мгновением позже Аннаи прыгнул на спину чудовища, вцепившись в густой мех, чтобы удержаться. С песней поднял он меч и ударил по чешуйчатой лапе. Саймон поднялся на ноги и снова упал, когда хвост дракона поднялся, смахивая ситхи со спины. Аннаи пролетел пятьдесят локтей и бесформенной грудой упал в снег у открытого края долины. За ним был только туман. Джирики кинулся к нему с криком ярости и отчаяния.

— Саймон! — закричал тролль. — Побеги! Мы ничего не можем делать!

От резкого голоса Бинабика туман, заполнивший сознание Саймона, начал рассеиваться. В одно мгновение он вскочил на ноги и побежал следом за Джирики. Бинабик, стоявший на другой стороне расщелины, прыгнул в сторону, когда дракон сделал выпад, и огромные челюсти клацнули впустую, со звуком, с каким захлопываются железные ворота. Тролль упал в трещину во льду и исчез.

Джирики, неподвижный, как статуя, согнулся над телом Аннаи. Спеша к нему, Саймон обернулся. Игъярик выскользнул из разрушенной ледяной крепости и теперь, извиваясь, цепляясь за лед короткими лапами, полз через маленькую долину, быстро сокращая расстояние между собой и бегущей добычей.

Саймон хотел позвать Джирики, но горло у него перехватило, так что получился только придушенный хрип. Ситхи обернулся, его янтарные глаза сияли гневом и болью. Он встал на ноги возле тела своего товарища и поднял длинный клинок из покрытого рунами волшебного дерева.

— Иди, Древняя Тварь, — вскричал Джирики. — Иди ко мне и испробуй Ивдрейу, ты, незаконное дитя Идохеби!

Саймон, пробиравшийся к принцу, слегка поморщился. Не было нужды кричать — дракон шел и так.

— Подойди сзади… — начал Джирики, когда Саймон подошел к нему, потом внезапно бросился вперед: снег под ним провалился. Джирики скользил назад, к краю долины и пустоте пропасти. В отчаянии он пытался схватиться за снег и остановился, когда ноги его уже болтались над пустотой. Аннаи лежал окровавленной грудой на расстоянии локтя от него.

— Джирики! — Саймон остановился. За его спиной раздался звук, подобный грому. Он резко повернулся и увидел надвигающегося на него Игьярика; голова чудовища раскачивалась в такт движениям его лап. Нырнув вбок, в сторону от Джирики и Аннаи, Саймон откатился на несколько локтей и вскочил на ноги. Голубые глаза-блюдца неотступно следили за ним, чудовище повернуло к юноше.

Саймон вдруг понял, что все еще несет Торн. Он поднял меч, — клинок теперь был легким, как ветка ивы, и пел в руках Саймона, словно натянутый канат на ветру. Саймон бросил взгляд через плечо; еще несколько локтей твердой поверхности — и все, дальше пустота. По ту сторону расщелины парила в облачном венце одна из отдаленных вершин — белая, тихая, спокойная.

Узирис, спаси меня, думал он. Почему дракон не издает ни звука? Несмотря на весь ужас происходящего, мысли его текли медленно и спокойно. Коснувшись рукой шарфа Мириамели у горла, он снова сжал обернутую серебром рукоять. Голова Игьярика раскачивалась прямо перед ним: пасть — черная яма, глаза — голубые огни. Мир, казалось, был создан из тишины.

Что же он крикнет перед концом?

Даже когда на него повеяло ледяным мускусным запахом дракона — запахом кислой холодной земли и мокрых камней, Саймон вспомнил слова, сказанные Джирики о смертных.

— Я здесь! — закричал он и вонзил Торн в пустой глаз червя. — Я… Саймон!

Клинок встретил сопротивление. Брызги черной крови полетели на него, обжигая, как огонь, как лед, опаляя лицо. Потом огромное белое нечто с грохотом обрушилось на него и унесло вниз, во тьму.

Оранжевая грудка малиновки, сидевшей на одной из нижних ветвей вяза, блестела, как тускнеющий янтарь. Птица медленно поворачивала головку из стороны в сторону, разглядывая заросший травой сад, и сердито чирикала, как будто была недовольна тем, что застала все в таком беспорядке.

Джошуа смотрел, как она улетала через стену сада, круто взмыв вверх над зубцами. Через секунду она превратилась в крошечное темное пятнышко на сером рассветном небе.

— Первая малиновка за долгое, долгое время. Может быть, это добрый знак в темном для нас ювене?

Принц удивленно обернулся и увидел Ярнауга, стоящего на дорожке, устремив взгляд туда, где исчезла птичка. Старик, стоя босыми ногами на холодной земле, по-видимому, не обращал внимания на холод, на нем были только штаны и тонкая рубашка.

— Доброе утро, Ярнауга, — сказал Джошуа, стягивая ворот плаща, словно ему холодно было даже смотреть на нечувствительного риммера. — Что привело тебя в сад в столь раннюю пору?

— Старому телу не нужно много сна, принц Джошуа, — улыбнулся северянин. — Я, в свою очередь, мог бы спросить вас о том же, но полагаю, что знаю ответ.

Джошуа угрюмо кивнул:

— Я не спал как следует с тех пор, как впервые вошел в подземелье моего брата. Теперь постель моя несколько удобнее, чем в тюрьме, но заботы заняли место цепей и не дают мне отдохнуть.

— Тюрьмы бывают разными, — кивнул Ярнауга.

Некоторое время они молча брели по запутанным дорожкам. Некогда сад этот был гордостью леди Воршевы, он был разбит по ее воле и под ее руководством — и придворные принца шептались, что для девушки, рожденной в фургоне, она, безусловно, неплохо борется за изящество и утонченность, — но теперь сад пришел в упадок, благодаря ненастной погоде, равно как и изобилию более печальных обстоятельств.

— Что-то не так, Ярнауга, — сказал наконец Джошуа, — я это чувствую. Я ощущаю это, как рыбак ощущает погоду. Что делает мой брат?

— Мне кажется, он делает все, что только возможно, чтобы сокрушить нас, — ответил старик, широко улыбнувшись. — В этом есть что-то неправильное?

— Нет, — серьезно ответил принц. — Нет, в этом-то и дело. Мы отбивались от него месяц и несли тяжелые потери — барон Ордмайер, сир Гримстед, Вулдорсен из Кальдса… не говоря уже о сотнях смелых крестьян, — но прошло почти две недели с тех пор, как он предпринял последний серьезный штурм. Теперь атаки стали… поверхностными. Он только изображает осаду. Почему? — Принц присел на низкую скамейку, и Ярнауга опустился рядом с ним. — Почему? — повторил Джошуа.

— Не всегда только военная сила решает успех осады. Может быть, он собирается уморить нас голодом.

— Но тогда вообще зачем атаковать? Мы нанесли им огромный урон. Почему бы им не подождать, пока мы все перемрем с голода? Такое ощущение, что он просто хочет, чтобы мы оставались внутри, а он снаружи. Что делает Элиас?

Старик пожал плечами.

— Я уже говорил вам — многое вижу я, но видеть глубины людских сердец — не в моей власти. Пока что мы выстояли. Будем же благодарны за это.

— Я и благодарен. Но я знаю своего брата. Он не из тех, кто может спокойно сидеть и ждать. У него есть какой-то план… — Джошуа замолчал, глядя на клумбу переросшего львиного зева. Цветы так и не раскрылись, и сорняки нагло стояли среди переплетенных стеблей, словно падальщики, смешавшиеся с умирающими коровами.