Марина Казанцева - Красный Кристалл

Эльфийка пришла и ушла, как слабая тень, как лёгкий утренний ветерок — молчаливая, таинственная, непонятная. Она оставила в сердце Лёна тонкий след, как птица на омываемом морской волной песке. Он инстинктивно понял, что между этим исчезнувшим народом и людьми не может быть ничего общего — они не могут принадлежать друг другу. Это несовместимо, как вода и ветер. А в памяти была живая, горячая Ираэ — воплощённый образ человеческой любви. Она была тем лучшим будущим, которое он не мечтал иметь, и которое только можно себе представить.

«Я сумею сделать так, чтобы Ираэ могла жить долго», — поклялся он себе, но ни слова не сказал о том своему Перстню Исполнения Желаний. Возможно, Гранитэль думает иначе — не потому ли она в последнее время так молчалива?

— Ты где так долго шатался? — тихий голос прервал мысли Лёна. В полутьме длинного коридора, освещённого немногими свечами, от колонны отлелилась тёмная фигура.

— Ксиндара, ты? — удивился Лён.

— Я уж ждал, ждал тебя, — зашептал тот, оглядывась по сторонам. — Вы же пошли во дворец — чего так долго задержались? Хотя, я понимаю — такая девушка!

— Тебе откуда знать, когда мы пошли домой?! — вспылил Лён, возмутившись при мысли, что Лавар подглядывал за ним.

— Ну я же следил за вами! — совсем просто признался Ксиндара.

— Ты торчал в кустах?!! — Лён был вне себя.

— Конечно! А вдруг кто попрётся, а вы там целуетесь! — горячо заговорил Ксиндара видно, очень удивлённый реакцией товарища.

Ну, это было уже совсем по-свински! Ксиндара взял на себя миссию спасать его от герцога и его слуг! Он, видите ли, печётся о том, чтобы его приятелю никто не помешал на свидании с девушкой! Вот это дружба! Вот это преданность!

— Так это ты шарахался там, — мрачно заметил принц. — А я-то думал — кошка. Подглядывал, скотина?!

— Когда вы целовались, я отворачивался! — честно заявил Ксиндара. — Но ты мне был нужен, поэтому я терпеливо ждал.

Прекрасно! Его ещё и благодари за деликатность!

Не находя больше слов, Лён кинулся к себе, желая одного: прищемить Ксиндаре дверью его длинный нос. Но, этого не получилось — нахальный товарищ всё-таки проник за ним в покои.

— Итак, чего же ты хотел? — буркнул Лён, падая в кресло и сцепив перед собой в замок пальцы — ему не терпелось врезать подлецу Лавару. Испортил, гад, всю радость!

— Послушай, я так понял, у тебя с графиней любовь? — Ксиндара озабоченно разглядывал графин с тёмно-вишнёвым напитком, стоящий на столике меж кресел. Он удобно уселся, закинул ногу на ногу и покачивал лакированной туфлей с большим шёлковым бантом.

— А ты меня собираешься шантажировать этим фактом? — фыркнул Лён.

— Ну, — Ксиндара слегка запнулся. — Не то, чтобы, но в-общем-то…

— Ага, я угадал! — насмешливо ответил Лён. Его потешали усилия Ксиндары устроиться получше то при одном дворе, то при другом. И везде-то он слуга!

Под взглядом принца лукавый товарищ заёрзал и тут же выдал:

— Но ты ведь не настоящий принц, если так подумать!

— И что с того? Кто опровергнет?

— Ну ты даёшь! — восхищённо отвечал приятель. — Значит, ты точно решил стать королём?! Все только о том и говорят!

— Пальцем в небо, мастер иллюзий, — ехидно ответил Лён, наслаждаясь изумлением Ксиндары. — Я не приму державу!

И, глядя в изумлённое лицо Лавара, добавил с наслаждением:

— И вообще, советую собрать котомку. Скоро сюда явится лично Румистэль, с которым у тебя, как понял я, отношения весьма плохие. Вот этот господин как раз и есть настоящий принц, а я, как помнишь, лишь самозванец. Вот как погонят нас с тобой отсюда! А ты, небось, себе уже даму приглядел — обживаться будешь?

Он хотел продолжать и дальше ехидничать, но лицо Лавара стало таким огорчённым, что Лён понял, насколько он попал в точку.

— С чего ты взял, что он сюда придёт? — ошеломлённо спросил Ксиндара, вглядываясь в лицо товарища, словно не верил ему.

— Подумай сам, искатель сокровищ, — ответил друг, — Ты же говорил, что Румистэль собирал эльфийские кристаллы, а здешняя сокровищница пока никем не тронута, так, значит, он сюда пока не явился. Так что, всяко должен появиться. Мало ли что его в дороге задержало — у волшебников жизнь в десятки раз длиннее, чем у обыкновенных смертных. Для Румистэля пятьсот лет всё равно, что человеку десять.

— Облом, значит?.. — растерянно пробормотал Ксиндара, оставив недопитый стакан с вином.

— А ты что думал? — сурово отвечал товарищ. — Вот так мне королевство на блюде и поднесли!

— А чего же ты тогда с графиней целовался?

— А не твоё то дело! — совсем рассердился принц. — Давай, вали отсюда — у меня завтра долгий трудовой день! У наследника работы выше головы!

— Да слышал я про твои планы… — пробормотал Ксиндара, поднимаясь с места. — Зря, что ли, в кустах-то хоронился!

Что поделаешь с этим негодяем?! Он ушёл, а у Лёна настроение совсем испортилось. Да, графиня обещала ему помочь найти пещеру. Всё это следовало делать осторожно, потому что герцог Росуано наверняка следит за гостем. Даже удивительно, что помимо этого бессовестного мастера иллюзий больше никто не ползал кустами и не подслушивал его с Ираэ разговора. Он стал беспечен — не догадался даже прикрыть себя и девушку покрывалом незаметности. Мысли о неожиданном свидании с Ираэ изменили настроение Лёна, и он всю ночь сидел у раскрытого окна, глядя на странные серебристые облака, бросающие на ночную землю странное сияние, которое заменяло здесь лунный свет.

С высокой башни было видно море, и гавань, и корабли, стоящие у причалов. Мощная стена охраняла город, в сторожевых башнях горели огни, и маяк на оконечности искусственной косы горел яркой звездой. Здесь был центр мира Гедрикса — замкнутого пространства, живущего своей жизнью, по своим законам. Только волшебники и эльфы могли проникать сюда. Лён мог остаться здесь жить, не обязательно занимая королевский трон, тогда бы он дождался прихода Румистэля и увидал бы этого таинственного незнакомца, который занял место в его душе, потеснив всех прочих — Елисея, Финиста и даже Гедрикса. Живой потомок короля, такой же, как и Лён, но ярче, могущественнее, обаятельнее. Он придёт, и Ираэ всё поймёт. Нет, нельзя здесь оставаться — надо уходить. Завтра графиня обещала провести его в пещеру, и там ему придётся признаться во всём.

Лён вздохнул, отворачиваясь от окна, в которое уже сочился бледный утренний свет.

Утром, выйдя к завтраку, Лён встретился взглядом с герцогом — тот уже сидел за столом, где находилось три прибора, но два из них были нетронуты. Жестом указав гостю на его место, Росуано развернул салфетку.

— Я думаю сегодня привести вас к сокровищнице короля, — сказал он, опережая извинения наследника за опоздание.