Марина Казанцева - Красный Кристалл

Мгновенный взгляд вперёд. Есть время, есть! Чудовища ещё не доскакали до людей! Он уничтожил почти две трети! Он был так счастлив, увидев, что есть ещё примерно две секунды до того момента, когда беснующиеся монстры влетят в толпу! Две секунды — это несколько чудовищ!

Он ушёл в беспамятство в этом нескончаемом сражении, он отключился от самого себя, он стал своим мечом, он стал Карателем, неистощимой силой Дивояра, свистящей смертью, разящей молнией, ударом света. Собственная личность замолчала, ушла в бесстрастность, растворилась в ослепительном сиянии клинка. Не он ведёт Каратель, а меч владеет им. Исторгающая свет сталь возносится, как белый луч, к молчащим небесам, и россыпь ослепительных потоков срывается с границы абсолюта и падает веером в бездонность — кванты времени в безмолвии пространства.

Загадочная жизнь меча, его свирепая послушность и власть над держащей его рукой, и страшное слияние с рассудком хозяина, владельца этой стали, необъяснимое блаженство и ужас поглощения — сложный аккорд небесно-ликующих и мрачно-адских ощущений. Река, несущаяся среди скал, безумный ветер, ревущий водопад схватили его душу и вовлекли в себя и приобщили к бездонной памяти бесчисленных веков. На руку, что держала меч, на кольчужную перчатку, на ослепительное пламя белого металла легла рука в чернёных пластинах — как будто бы слились на рукояти два времени, два века, две жизни, две судьбы. Из света пламени, из белой тени выплыла ещё одна рука, окутанная грозовым сиянием, как речка утренним туманом, как море страстной синевой — легла поверх и тоже растворилась в пожатии, преодолевшем бездну. И вот последняя рука, закованная в латы, несущая с собою жар и источающая алый свет, схватилась крепкой хваткой с первыми тремя и сплавила в четвертном союзе все цвета.

— Мы здесь, мы с тобой, мы ждём тебя!

Могучий ток пошёл волной — от пальцев до плеча, до головы и сердца, омыл сознание и вернул на место разум. Безумство отступило, кровавый свет ушёл из глаз, ужас свернулся в ком и укатился прочь — новым зрением увидел Лён пространство и вдруг почувствовал, что может держать время под уздцы и управлять им, как конём.

Горбатый монстр, украшенный рогами, с копытами-таранами, с клинками-бивнями и частоколом острых бритв в широкой пасти медленно тянулся в нескончаемом прыжке — он заносил свои передние копыта и никак не мог оторваться задними ногами от земли, как будто заснул, повиснув в воздухе. За его мощным телом застыли вздыбленные волны — бронированные спины и бока его собратьев.

Мгновенный взгляд назад, к несчастным людям, что попались этим тварям в чистом поле: там тоже всё застыло, как будто беженцы, окаменев от ужаса, лишились воли к бегству и лишь глядят в лицо спешащей к пиршеству голодной смерти. Застыло всё — бегущие животные и падающие с их спин тюки, и мужчины, что пытались остановить спасающихся бегством лошадей, и женщины, с безмолвным криком прижавшие к себе детей, и пыль равнины, поднявшаяся в воздух. Всё это было совсем близко — рукой достать до старика, который падает на землю — глаза его полны смерти. Он падает, но упасть не может.

Тягучий долгий звук наполнил всё пространство, как будто исходящий из бездны вой — это грохот от множества копыт, и крики жертв растеклись по ткани времени и поглотились ею.

Лунный жеребец нетерпеливо обернулся, ударил копытом в землю и заржал, как будто недоумевал: мы будем драться или нет?! И Лён понял, что он и его конь свободны от пут времени. Он легко развернул Сияра и двинул вдоль края стада, которое очень-очень медленно перемещалось по равнине. Каждый скачок чудовища длился, как казалось, больше получаса. Удар мечом разил эти чуть подвижные туши — на первый взгляд, он не наносил вреда: клинок входил в тела, как в пустоту. Промчавшись вдоль правого борта вытянутой в полосу стаи, Лён обошёл монстров с тыла, непрерывно кося их рубящими ударами. Потом пошёл к голове своры, рубя наотмашь.

Они всё же двигались, только очень медленно — едва заметно глазу. Поэтому всадник начал врубаться в массу чудовищ спереди, потому что самые сильные твари шли впереди и их копыта уже вторгались в человеческую толпу. Будь то в обычном времени, среди беженцев уже было бы кровавое месиво.

Просто убивать чудовищ было бесполезно: в своём движении разваливающаяся туша будет падать на людей. Лён сносил головы тварям и ударом навершия меча посылал туши назад. Не столь силён удар, сколько велик эффект замедленного времени — тела заваливались назад и падали на своих же. Передний край нападения оказался завален трупами довольно скоро — те падали не под ноги, а надевались на рога и бивни. Эта волна смяла наступление. Тактика оказалась гораздо лучше, чем просто подчищать стадо по бокам, и вскоре Лён уже не мог достать своим мечом оставшихся в живых тварей — тех погребли останки. Он остановился, не зная, что дальше предпринять, и в тот же миг время вернулось к своему нормальному течению, словно он не удержал и выпустил узду.

Дикие вопли, пронзительный рёв, визг едва не оглушили его. На месте стада образовалась гора туш — она содрогалась, билась, как в гигантской мясорубке, исторгала фонтаны чёрной крови, и постепенно оседала, растекаясь по краям. Спустя немного времени осталось только слабое шевеление — монстры, непобедимые в своём беге, растерзали друг друга.

Лён, сам потрясённый этой невиданной битвой, обернулся к людям и увидел множество глаз, неотрывно глядящих на него. Беженцы словно впали в шок: они оставили попытки спастись бегством от неминуемой и страшной смерти и наблюдали последние моменты уничтожения жажлоков. Едва всё кончилось, некоторые из них без чувств упали наземь.

— Спасибо, Гранитэль, — шепнул своему перстню Лён.

— За что? — не сразу ответила принцесса.

— За то, что соединила меня с прежними владельцами меча, — сказал Лён. Он точно знал, что было с ним: его посетили Гедрикс, Елисей и ещё один таинственный хозяин Карателя, которого, как подозревал Лён, звали Финист.

— Я только задержала передний край жажлоков, — изумлённо ответила Гранитэль. — Я растянула перед ними пространство, так что они зря били копытами воздух. Но то, что сделал ты — я тут ни при чём!

— Разве не ты остановила время? — недоумённо спросил он.

— Нет!

— Тогда я ничего не понимаю, — устало ответил Лён, наблюдая, как сияние доспехов медленно оставляет его и как меч утрачивает ослепительный свет. Он вдруг почувствовал страшное утомление — не столько физическое, сколько душевное. Казалось, этот бой опустошил его.

У беглецов был опыт в тяжёлом противостоянии взбесившейся природе и от демонических существ, которые давно уже стали частью этого мира — люди умели кое-как спасаться от ненасытных тварей, и мёртвые безлиственные леса, которые первыми сдались перед враждебностью новой среды, оказывали своим бывшим соседям немалую услугу.