Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

— Не окосеем? — озабоченно спросил Сан Саныч, жадно поедая сочных раков и запивая их пивом. — Всё-таки намешали всего.

— Ни за что! — сказал Вещун. — С такой закуской?! Впрочем, это только червячка заморить на дальнюю дорожку, а основное угощение будет далее.

Тут тьма объяла гостеприимный подвал, четвёрка винолюбов вновь оказалась на летящих куда-то трёх жабах и одном тритоне.

Панорама, что открылась внизу, была великолепна — это ранний вечер, окрашенный уходящим солнцем в прозрачный малиновый закат. Всё утопало в этой розовой минуте — высокие холмы, увитые лозами, тёмные масличные сады, играли рубиновыми волнами озёра, реки и ручьи. И белоснежный портик, стоящий на горе, казался сплошь отлитым из розового сахара. Вот мирные пасторальные картины промелькнули, так что гости Вещуна молча пожалели, что не успели насладиться этим редким мигом.

Тритон снижался, делая круг над белой виллой, стоящей среди зелёных кущ. Мелькнули какие-то постройки, открылся прекрасный розарий перед домом, а в следующий миг трое мужиков обнаружили себя лежащими на каких-то занятных кушетках — у каждого в руке была широкая чаша с вином, на голове плющовый венок, а на теле какие-то белые хламиды. Ноги были босы. Карп Полумудрый со смущением поджал свои давно немытые конечности с загрубевшими ногтями, а Евгений с удивлением узрел, что на одной его ноге остался носок, причём с дырой на пальце. Вещун же был великолепен — его встретили овациями и криками «виват!»

— Друзья мои! — воззвал он, обводя поздравительной чашей всё собрание, включая и своих подопечных. — Восславим сей бесценный дар — священную кровь винограда, божественной лозы. Сок жизни, вкус бессмертия, дитя земли и солнца! Даритель радости общения с друзьями, утешитель в скорби, рука, играющая струнами сердец! Пусть будет благороден наш союз, и пусть последняя из чаш не станет вашей чашей правды!

— Вот это тост! — прошептал товарищам Евгений. — Вот уж я не думал, что о вине так много можно говорить прекрасных слов. Скажите это моей супружнице — накинется, как тигра!

— Культурно пьют. — важно подтвердил Карп Полумудрый.

— Не то, что наши люди. — согласился Сан Саныч. — А закусь-то какая!

Да, закусь в самом деле была богатая — и не разбери-бери чего на блюдах! Между их кушетками, составленными широкой буквой П, стоял невысокий стол, сплошь уставленный посудой, а что в ней? Слуги постоянно что-то приносили-уносили.

— Рекомендую. — шепнул Вещун, указывая на золотистые кусочки, лежащие на зелени и укращенные оливками и тонкими дольками лимона. — Блюдо лукуллова стола, аличи — сардина, жареная в оливковом масле. Попробуйте с соусом гарум — римляне вообще всё употребляют с гарумом. Говорят, божественная вещь! А вот каламири — это вообще деликатес: тушёные каракатицы! О, а вот это подлинный шедевр! Знаете, что это такое?

И мужики с подлинным интересом уставились на большой горшок, откуда несло таким великолепным духом, что их желудки вдруг страстно заныли. Во ртах у всех троих начали фонтанировать слюнные железы.

— Не знаете? — таинственно спросил Вещун, пока все трое жадно поглощали нечто совершенно непонятно, но с подлинно божественным вкусом.

— О, это блюдо, про которое рассказывают дивную историю, почти легенду. — шепнул он в ухо физруку. Ни ложек, ни вилок в этом аристократическом собрании не было, и гости, оглядевшись, обнаружили, что благородные патриции вполне свободно пользовались собственными пальцами, нисколько не стесняясь, лазая ими во все блюда. Поэтому все трое довольно скоро освоили столь простой способ — Евгений с упоением облизывал с пальцев изумительный соус, которым были пропитаны нежнейшие кусочки из горшка.

— Ну, и… — невнятно проронил он, не останавливаясь ни на секунду — так было это вкусно.

— Один римский патриций. — охотно начал гид. — Объелся этим блюдом до того, что пришлось вызывать врача.

— Угу. — как кот, проурчал Карп, который вообще-то по жизни мало тяготел к еде и оттого был худ.

— Ну да, — продолжал Вещун. — И врач решил наставить непутёвого обжору к разумности и воздержанию. Он сообщил страдальцу, что тот умрёт за несколько часов, если не перестанет объедаться. Да ты ешь, ешь, к тебе это не относится. Так вот, представьте, умирающий и говорит: принесите мне остатки блюда, я съем его до конца, чтобы в этом мире не оставалось ничего, о чём ещё я мог бы сожалеть.

— Ну да? — изумился Сан Саныч, отрываясь от горшка. — И что же это такое в самом деле вкусное?

— Осьминог. — серьёзно ответил Вещун. — Его голову начиняют специями и после длительной обработки вместе с щупальцами запекают в горшке.

Мужики переглянулись и неуверенно отодвинулись от горшка.

— Да ладно вам, вы же есть хотели. — утешил их Вещун. — Угоститесь пиццей. Кстати, вы не знали, что пицца есть подлинное изобретение Лукулла? Вот это и есть пицца а ля наполетана, поскольку испечена, как завещал великий гастроном, на древесных углях. А вот лососина по-лукулловски. Ребята, эту рыбу поймали нынче утром, а не замораживали три раза. А вот воздушный римский пирог, вот древнеримский шницель из сыра. Это я вам говорю, что древнеримский, для них-то это просто римский. А вот телячьи эскалопы с сыром. Ох, не будь я малоежкой, как бы я сейчас нажрался! А ну-ка, отведайте лукулловой приправы из белого вина с трюфелями и шампиньонами!

— А это что? — понюхал что-то в плошке Евгений.

— О, это самое незаменимое блюдо древнеримского стола! — обрадовался гид. — Они тут всё едят с этой штукой. Конечно, вкус оригинальный, но подходит ко всему, кроме сладкого. Это гарум.

Любознательный Евгений тут же обмакнул в соус кусок пиццы, пожевал и с удивлением сказал:

— Действительно оригинально!

Товарищи стали пробовать с гарумом всё подряд — запечённую свинину, бараньи ноги, молодое мясо козлёнка, различную птицу — от домашних уток и кур до дичи, замечательно шла под гарум морская рыба — янтарный осётр, запечённый целиком, тунец и даже устрицы.

— Вот уж не думал, что сумею столько слопать. — проворчал Евгений. — Вещун, скажите по секрету, как делают этот самый гарум. Чес-слово, такая задиристая штука!

— Да просто. — отозвался тот. — Это просто рыбьи потроха, залитые рассолом с оливковым маслом и острыми травами — их оставляют в закупоренном горшке месяца на два-три. Некоторые гурманы томят гарум по полгода.

Пока все трое тупо осмысливали это известие, Вещун обзавёлся цитрой и запел, выскочив на середину зала. Казалось, он нисколько не опьянел от множества выпитых чаш — глаза его блестели. Он сорвал с себя длинную тогу, бросил её под ноги, наступив на неё ногой в сандалии.

— Не много дней нам здесь побыть дано! — провозгласил он. — Прожить их без любви и без вина — грешно! Не стоит размышлять, мир этот стар иль молод. Коль суждено уйти, не всё ли нам равно?! Это сказал мой старый друг Омар Хайям, друзья мои!