Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

Оттого шла она по чудному ночному лугу, слушая непонятные слова человека, которого много лет назад видела во снах. Да, ей знаком и этот голос, и фигура, и лицо, и одежда, но кто он — этого она вспомнить не могла. Зачем пришёл он к ней так поздно? Принцессы больше нет.

— Однажды много-много лет назад. — всё так же одиноко звучал голос в сонной тишине равнины. — когда я был довольно молод, бродил я по лесам и по лугам в поисках чудесных слов, которые хотел переложить на песню. Мне виделись волшебные видения, я слышал удивительные голоса, я слышал тайный зов. Да, слышал и искал таинственный источник, который дарит людям то волшебство в душе, которое простого барда делает поэтом. Так я набрёл на холм, стоящий посреди пустого поля.

Говорили люди, что в том холме есть вход в волшебную страну. И я мечтал, чтобы эти древние ворота отворились для меня и одарили волшебники подземного царства меня волшебной лирой. И вот однажды так оно случилось. Не знаю: может, я был избранник, потому что многие ходили у холма ночами и искали встреч с таинственным народом, что обладал великим даром волшебства. Там, говорят, и время течёт иначе.

Дело в том, что один король велел мне написать поэму да такую, чтобы слушающие воспарили в небеса. Поэму о великой любви и великой скорби, о рыцаре и деве. Поэма заказывалась к свадьбе короля, ослушаться его веления было невозможно. А я не чувствовал в себе столь мощного таланта, чтобы сочинить такую историю и найти такие дивные слова, от которых в сердце воспылает пламень, а душа изойдётся слезами муки и блаженства. Я ощущал лишь самый дух поэмы, но слов её не мог найти.

И вот в таком отчаянье пришёл я к древнему холму и в изнеможении упал на землю, думая, что лучше я умру, чем положу хоть слово в песню против того духа, что владел мною. И вот услышал я в полночный час великое пение из-под земли — в холме звучали сотни голосов, и было это неописуемо прекрасно. Лежал я недвижим и слушал, насыщался, впитывал в себя волшебный дар, и понимал, что это есть ответ на все мои мольбы. Но далее случилось нечто вовсе удивительное — холм открылся, и выехала из него пышная кавалькада. То были эльфы — народ, который навсегда покинул землю, ибо, поняла ты уже, наверно, что был я из того же мира, что и ты. Да, в те времена можно было встретить на Земле эльфов.

Впереди в сопровождении пажей ехала на белом коне сама королева эльфов, а рядом с ней король. Они увидели меня, и царственная особа жестом приказала поднять меня и привести. Ловкие пажи быстро подхватили моё оцепеневшее тело и поставили меня перед той, в чьи глаза не смел я посмотреть.

— Просил ты себе дара песнопения. — сказала королева, чей голос был подобен ангельской арфе. — Даётся тебе просимое по воле моей. Но обещай, что ровно через год придёшь ты в это самое место и на празднике нашем споёшь нам свою поэму.

Так получил я дар свой, и сочинил поэму. При дворе короля не было предела восхищению, и прослыл я самым одарённым бардом, а люди говорили, что талант подарила мне царица фей. Да, это была правда. И ровно через год пришёл я к этому холму и стал ждать. Зазвучала песня, открылись зелёные ворота и был я приглашён в волшебные чертоги фей. Не буду говорить, что там видел, ибо нельзя разглашать тайну, но пробыл я там целых три дня. Когда ж вышел, то узнал ужасную новость — во внешнем мире прошло не три дня, а три века. Король мой умер, а меня забыли, но лишь поэма, что сочинил я в честь королевской свадьбы, жила среди людей и пелась лучшими из бардов на свадьбах королей.

Никем не узнанный, бродил я среди людей, слушал свои же песни и томился — тому, кто был в чертогах фей, ничто земное больше не мило. И вот по истечении ещё трёх лет вернулся я к холму и стал просить и умолять. Видно, был я мил волшебному народу, ибо впустили они меня к себе и оказался я в стране Селембрис. Помимо прочего одарили меня и долголетием, и волшебной силой, и многими другими свойствами. Но самих эльфов я больше не видал. Я здесь обрёл друзей — волшебников. Здесь мой дом. Тут много людей из вашего мира — страна Селембрис заселена. Но здесь нет вашей цивилизации — здесь навеки сохранилась сказка.

Слушала его Изольда и вспоминала. Мама назвала её Изольдой в память об одной книжке, которую любила с детства — её мама была очень романтической особой, но тоже несчастливой. Наверно, несчастливость передаётся по наследству. Это была история о Тристане и Изольде. И дочь её, тоже по воле матери Изольда, с детства полюбила эту книгу. Тоненькая такая книжоночка карманного формата, вся затрёпанная, без обложки, без имени автора. Её-то и берегла Изольда пуще глаза. Но вот после смерти матери она куда-то испарилась. Долго воображала себя Изольда Изольдой Белокурой и оттого, придумавши себе мечту, так и не обрела земного счастья.

Меж тем тропинка свернула к берегу и сошла в воду, и Изольда оказалась прямо перед сонной ленивой водой, оцепенело глядя на тёмную ночную реку.

Луна светила ярко и дул лёгкий ветерок — всё это завораживало и путало мысли. Голос незнакомца смолк, и осталась Изольда одна со своими воспоминаниями. Стояла и смотрела на текущую воду.

Слабая волна у берега плеснула, тревожа серую гальку, потом разошлась и, вздымая брызги, кинулась к ногам Изольды. А далее набрала силу и покатила пенной массой издалека — с гулом, шумом, громом. Седой рассвет всходил над морем. Но почему же морем?! Здесь была река!

Оглянулась в панике Изольда и видит, что тихий лунный свет отступает, отплывает, унося с собой и тёмную долину, и цветы ночные, и клеверовый луг! Отлетело, словно окно, свернулось, и вот глазам Изольды предстал безлесый берег, а далее — высокие утёсы. Стоит она одна среди бушующих стихий — меж буйным ветром и холодным морем!

Она прижала руки к сердцу, потому что забилось оно так сильно и так страшно. Ветер подхватил её подол и вздыбил, словно парус. И с удивлением увидела она, что платье на ней чужое. Всё чужое — руки, волосы, лицо. Она вся иная. Потоки белокурые волос метались по ветру и плотной массой облепляли щёки, губы. Откуда это всё у ней? Откуда эти руки — белые и тонкие? Откуда это ощущение лёгкости во всём теле? Отчего ногам так хочется сорваться с места и бежать по серой гальке берега морского? Куда она вся так устремилась? Тут ветер подхватил морскую пену и бросил ей в лицо.

Изольда убрала от глаз свои роскошные пряди цвета светлого золота и посмотрела в даль. Там плыл парусник со сломанной мачтой — небольшая лодка, чем-то тяжело гружёная — не то дрова, не то… Да это же погребальная ладья! Да, кто-то умер.

Лодку сносило к берегу и ветром бросало на песок. Видны длинные древки стрел, что воткнуты в связанные брёвна. Они должны были зажечь костёр, да видно так богам угодно было, что погас огонь, оставив покойника на волю волн и ветра.