Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

— Послушай, хан. — сказал Ратмиру озабоченный волшебник, подойдя к хижине и спешась. — Не придётся нам с тобою спать спокойно — у каракаковой кобылы воды отошли. Сегодня ночью родится жеребец. Как быть — ума не приложу. Может, хозяин хижины возьмёт кобылу с жеребёнком на постой? Я заплачу за все заботы — в обиде не останется.

— Послушай, Румистэль. — в смущении молвит степной князь. — Прошу тебя, останься с караковой кобылой и её делами на ночь снаружи дома. Поставь себе навес, коль будет ночью дождь. Но, судя по всему, погода обещает тепло. Я понимаю, это не по-дружески, но всё же, будь милостив…

Из дома снова вышла стройная девица с длинными чёрными волосами, светлой кожей, высокими скулами и нежным взглядом томных глаз. Она положила руку хану на плечо, и он весь вспыхнул от желания, как костёр от искры.

— О да, я понимаю. — с улыбкой молвил Румистэль. — Я остаюсь с другой особой — с этой дамой и её делами. Ступай, Ратмир. Такая женщина — это непреодолимо.

Ушёл Ратмир, а Румистэль остался слушать стоны караковой кобылы и встречать с зарёю появление новой жизни.

А утром вышел хан Ратмир на бедное крыльцо — без своих доспехов, без высокой шапки, без парчового халата, без сапог — бос и счастлив. На его плече просторная расшитая рубаха из холстины, простые белые порты.

— Прости, мой друг. — молвил он смущённо. — Я остаюсь в сей бедной хижине. Я здесь обрёл любовь, в которую не верил. И здесь, под этой кровлей, я обрету всё то, чего не даст мне тысяча небесных пери. Такая женщина, как говорил ты, это непреодолимо.

— Ну что ж. — ответил Румистэль. — Я не осуждаю. Каждому своё. Я рад, Ратмир, что ты обрёл свой рай. Обрети до полноты меры и кобылу эту вместе с жеребёнком. Да, это явно не твой конь тут потрудился. Смотри, как жеребёночек хорош. Вам пригодится — будете пахать и сеять. Прощай, мой хан. Не знаю, скоро ль свидимся. По мне — так прощаемся навеки.

— И ты прощай. — промолвил хан Ратмир с горячею слезою. — Ты был мне добрым другом, я буду вечно вспоминать тебя.

С тем и простились, и каждый остался при своём — хан с обретённою любовью, караковой кобылой и новорождённым жеребёнком, а Румистэль — со своею ношей долга и непонятной тяжестью в душе.

Прощание навеки — что может быть печальней. Навеки — это навсегда. Пришёл, ушёл, как будто не было его, а в памяти остался след — как давний шрам, который похоронил в себе всю теплоту и радость доброй дружбы. Кто был ты, хан Ратмир, для Румистэля? Ещё одна звезда на вечно сумрачном и хмуром небе? Или песня журавлиной стаи, уходящей с наступающей зимой на юг? Остался Румистэль один — со всеми печалями своими, своею тайной и своим постылым долгом.

Опять один, опять свободен. Вот едет Румистэль горами — он ищет выход из зоны наваждения. Его дорога к великанам Наганатчима. Он ищёт осколок Вечности, Живой Кристалл. Он собирает их, не как иные ищут сокровищ, власти и богатства, а как больной собирает с усилием целебную траву для излечения своих недугов. Вот почему волшебник Румистэль так холоден и так величественно-неприступен. Он лишь немногим дарит своё расположение, лишь некоторым уделяет от своей души, потому что привязанности ранят своей недолговечностью, а дружеское чувство непостоянно. Вот и Ратмир — как клялся в легкомысленности к девам, а сдался, как юный новобранец в первом же бою!

Смеётся Румистэль и правит своего коня к горам — там есть проход, в конце которого течёт извилистая речка. Через поток мосток, а за мостком — земля иная. Зона наваждений имеет несколько таких выходов — для тех, кто знает. Обычный человек или обитатель зоны не видит мостика — для него непроходима пропасть. Тот, кто попал извне в таинственную волшебную страну, которая зовётся зоной наваждений, не выйдет из неё, пока его не выведет какой-нибудь волшебник. Он остаётся в этой зоне и живёт иною жизнью — судьбой иного персонажа сказки или героической саги. Никто не знает, в какую историю попадёт такой отважный посетитель — страна наваждений многолика. И по одному месту могут проходить, как тени, множество героев.

Кто были те, кто стали обитателями зоны? Что бросили они по ту сторону мостка? Чего искали за границей речки? А может просто шли по своим делам и угодили в плен волшебного края сновидений? Никто того не знает, даже волшебники, которых зона наваждения не лишает памяти и не препятствует покидать её свободно.

Румистэль шёл в горы.

Тропа петляла, вилась меж каменных развалов, обходила горные вершины. Волшебник не однажды проходил этим путём, но всякий раз в новой истории она была несколько иной. Трудно сосредоточиться и забыть о множестве реальностей, которые прожил он, посещая зону наваждений. Каждая из них, как целая жизнь, и наполняет память бесконечностью. Другой бы человек не выжил, но волшебники, особенно дивоярцы — иное дело. Они сверхсущества, они почти не люди.

— Как жаль. — с досадой молвил Румистэль. — Как жаль, что нет со мной моего крылатого коня, и оттого приходится мне миновать каждый камень, каждую трещину, расщелину, разлом.

С этими словами он поднял голову и увидал, как в предвечернем сумраке клубится в ущелье тяжёлый туман. Он восходил к горе и грозил поглотить волшебника с его конём. А выше, по тропе, плыл словно в невесомости безмолвный всадник. Одетый в чудные доспехи, сияющий в вечерней мгле высоким шлемом, от серебряной кольчуги исходят искры, словно мерцает тайное сокровище в глубоком сундуке. Алый плащ струится с плеч и покрывает круп коня. Всадник минует поворот тропы и исчезает за скалою.

— Ну вот, ещё один герой. — задумчиво промолвил Румистэль и продолжил путь по дну ущелья, окунувшись в молчание тумана. Вскоре волокна горной влаги разредились — клубы сошли в глубокий разлом земли — и открылся проход на небольшую площадку, заботливо огороженную камнями. А в стене горы — дыра, из которой тянет свежим дымом и запахом похлёбки.

— Видать, я сбился со своей дороги. — с сожалением сказал волшебник. — Пойду и попрошу приюта у обитателя пещеры. Надеюсь, это не одноглазый людоед, а то не хочется мне что-то на ночь глядя сражаться с обезумевшим чудовищем.

Он подошёл ко входу и позвал в пещеру. Ответом был приветливый голос человека — хоть и не молодой, но звучный и живой. Навстречу Румистэлю вышел старец, одетый в долгую рубашку и с непокрытой головой. Его волосы были седы и длинны, а глаза ясны и мудры. Нашему скитальцу повезло: он нашёл приют у горного отшельника, одинокого созерцателя величия небес и горной неизменности.

Был ужин у костра, была горячая похлёбка — волшебник вовремя приспел к вечерней трапезе. Здесь, в пещере, несмотря на внешний холод, было уютно и тепло. Здесь были стол и стулья, шкуры на полу, запасы в торбах, сушёные пучки трав, чучело орла под потолком, лиса с лисятами в корзинке, чёрный кот и пара молодых волков — всё это дружно сосуществовало под рукою мирного отшельника. А сам он разделял трапезу с вечерним гостем, не забыв подбросить овса его коню.