Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

Ночь тёмна, звёзды дики, ветер воет, прямо стонет — дело к осени идёт. И вот Фарлаф на коня своего взобрался, а старушонка его манит за собой. Сама страшна, тоща, черна — не понять, то ли ветла кривая, то ли человек. Не руки — лапы с длинными когтями, а глаза так и светят в ночи, как зрачки у рыси.

Старушка обернулась вокруг себя три раза и видится очам Фарлафа, будто конь под нею образовался… Тьфу, тьфу, не конь даже, а распяленная старая коряга — два десятка ног торчат, как корни, вырванные из земли, а над головой корявой такие же корявые рога! Но хрипит и вертится, ветвями землю роет! И вот рвануло с места страшное чудовище — величиной с собаку, а страшен, как дракон! На нём проклятая старушка — визжит, хохочет, руками машет! Хочет Фарлаф сказать: мол, тише! Да не может — язык застрял во рту. Он только поворачивает в глазницах налитыми кровью глазами и чувствует, что сам похож на привидение. Рванул узду и вслед за старушонкой.

Плывут они сквозь чащи, летят над мерцающими в ночи болотами, где над землёй, где по земле. Баушка со злобою бормочет, а Фарлаф тоже наливается тяжёлой злобой: ему мнится, будто Еруслан похитил у него царевну обманом и притворством.

Диковинная пара пролетает лес и приземляется на широкой равнине, возле высокого кургана.

— Теперь смотри, не зашуми! — предупреждает бабка. — Там, за курганом, улёгся на ночлег проклятый Еруслан. Царевна спящая при нём — за то не бойся, не проснётся дева, потому что спит она сном не простым, а наведённым. А вот с Лазаревым сыном не церемонься: мечом с размаху в грудь его ударь! Тогда твоя Радмила. Бери её и убирайся в Киев, к князю Володимиру.

Сказав такие добрые слова, она в момент исчезла, а Фарлаф, трясясь от ужаса и живо себе рисуя страшные картины — что будет, если под ногами треснет ветка, и Еруслан проснётся?! — крадётся вокруг широкого кургана. И вот видит: да, правду баушка сказала — лежит под горкой Еруслан, обнявши нежно юную Радмилу, а рядом конь каурый длинной гривою метёт.

Итак, вы можете спросить: как Еруслану удалось так скоро покинуть черноморовы покои? В самом деле: поначалу никак не мог проникнуть во дворец, а убрался оттуда так скоро, что даже дивоярец с его попутчиком не смогли его застать. Всё просто, ведь это же сказка, там случаются чудеса и почище. Ведь бороду-то черноморову богатырь забрал себе и обвязался ею, как шарфом поясным. А далее вышел он с Радмилой спящей на руках к открытому окну и сказал: неси нас, борода. Так и добрался до коня. Вот и всё, а вы что думали?

Теперь же, когда конец пути так близок, устал наш Еруслан. И то сказать, сколько вёрст он отмахал по бездорожью, в какие переделки попадал, сутками постился, сутками не спал. Но вот теперь, когда всё самое дурное осталось позади (так думал он), и праведный герой уж предвкушал фанфары, свершилось тайное злодейство, про которое не то что Еруслан — мы все забыли!

Всё было просто и на удивление удачно: подкрался Фарлаф и с одного замаху пронзил мечом грудь Еруслана. Правду говорят: дурное дело многого ума не просит. Потом Фарлаф берёт себе Радмилу — хорошо, что дева спит! — и тихонько смылся, хороня в ночи своё деяние.

А далее уже фанфары — в Киеве его встречают, дивятся, правда, что не кто иной, а жирный витязь Радмилу спас из плена. Тут свадебку играть бы, а невеста спит! Сколь ни будили, сколь в уши ни кричали — не вышло ничего. Вот так дивно то и получилось, что чары северного колдуна спасли всё дело — раз перед алтарём невеста присягнуть не может, значит нету свадьбы. Так всё и осталось: Радмила спит, Фарлаф в печали, князь в недоумении, бояре в замешательстве, народ в надежде.

Лежит однако Еруслан с открытой раной в сердце — безнадёжно мёртв. Отчего же доспехи дивные его не защитили? Всё просто: устал отважный витязь носить на себе тяжёлое железо и снял его. Ведь всё плохое позади, а впереди лишь счастье, радость и веселье! К тому же, обнимая нежно свою Радмилу, опасался он поцарапать щёку юной девы своим нагрудником из стальных пластин, или невольно отпечатать на её руке рисунок кольчуги с драгоценными камнями. Конечно, были и иные соображения: мечталось ему, что она глаза откроет, а он наряжен в новую одежду, которую берёг до этой встречи. И это тоже, впрочем, пустяки. На самом деле какой же молодой мужчина не захочет ощущать тепло своей любимой, отделившись о неё металлом?! Ну да, конечно же, обнимая её со сдержанной такому случаю страстью, он предпочёл легко одеться.

Лежит герой мертвее мёртвого, и только руки ещё как будто хранят сон любимой, но обнимают пустоту.

Кажется, на этом всё — ничто не может вернуть мёртвого из царства призрачных теней. Ещё немного, и покинет дух Еруслана его тело и будет вечно блуждать над просторами Селембрис, тревожа тех, кого знал и помнил. Ведь в образе витязя скрывался не кто иной, как неудачливый ученик лесной колдуньи. Тот, кого пятнадцать лет звали Долбером. Тот, кто надеялся, что в его прошлом скрыта тайна, и что на самом деле его происхождение от благородной крови. Так то или не так — теперь никто не скажет. Но что-то странное во всей этой истории имеется. Все здесь всех забыли: забыл и Долбер друга-дивоярца. А тот в свою очередь якшается, как с другом, со своим врагом заклятым. Да, вот такова таинственная подоплёка этой всей истории, а внешне все события идут, как в настоящей сказке. А по сказке тут вскоре должен появиться таинственный отшельник — старый Финн. Он должен обратиться вороном и отправиться к далёким двум источникам в горах. В одном из них течёт вода мёртвая, в другом — живая. Вот Финн возьмёт тех вод в два маленьких фиальца, вернётся с влагою волшебной и оживит сначала мёртвою водою, потом живою Еруслана.

Да, в сказке это так, на то она и сказка. В действительности же всё несколько иначе. Всё дело в том, что зона наваждений, или как её ещё называют — зона сказки, на самом деле населена самыми настоящими людьми. Кто-то из них прекрасно ужился в богатых землях, а кто-то ещё проходит свою сказку — всему есть место. Там много волшебного, таинственного, чудесного, но всё же законы те же, что в Селембрис. А в Селембрис смерть — это смерть. Если бы не эта непреодолимая проблема, то многое в этой волшебной стране было бы иначе. Но это так. Даже бессмертные в ней умирают, если их поразить мечом в сердце, или отрубить голову. Могут умереть не сразу — как гигантская голова, но о голове иной разговор — тут древнее свершалось колдовство и о происхождении необыкновенно живучего великана пока нам не известно — мы видели лишь эпизод из тайны, которая даже для дивоярцев была тайной. Было в этой волшебной стране нечто более удивительное, что знают нынче дивоярцы.

Так вот, как было сказано, смерть — это смерть. И никакая вода, живая или мёртвая, тут не поможет. Да, на этом сказка должна закончиться, а Долбер должен умереть. Как ни прискорбно, это так. Ведь нет рядом той русалки, что утащила в воду Ромуальда, заклятого врага нашего героя. Она одарила юношу погибшего некоей призрачной жизнью, но по сути превратила в нежить — есть такие существа в Селембрис. Нечто странное, оставшееся от прежних времён великой силы, о которой много слышал Лён, и скупо отзывался Румистэль, но которая поныне сотавляет тайну даже для всезнающего Дивояра. Так, есть ли способ вернуть умершего из смерти? Сейчас узнаем, или сказка останется без доброго финала.