Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

Ночная мгла, которая хоронит под своим плащом немало гнусных дел, постепенно разрежалась. Безмолвна степь — ни птицы, ни мышки, ни кузнечика. Как будто уже царство мёртвых наступило для погибшего ужасной смертью витязя. Кажется, что встанет он сейчас и обведёт вокруг себя потухшими очами, а потом побредёт, шатаясь, куда-то в мутную рассветную мглу. Придёт на поле, усеянное мёртвой плотью, ляжет рядом с мертвецами и скажет мёртвым голосом: я с вами, братья.

Но, миг прошёл, и свет утра рассеял тьму, а вместе с ней и все нелепые страхи — смерть есть смерть. Зато из мглы к мертвецу шла странная фигура: туманы сивые клубились за её спиной, сползали наземь и растворялись. Казалось, будто некто, похожий на человека, явился в миг один из совсем другого места. Как будто только что оставил он свой гористый край, лишь прихватив с собой клубы холодного тумана. И вот идёт он ровной походкой, как будто невесомой, и вырисовываются в рассветной мгле и его длинные седые волоса, и длинная одежда, напоминающая саван. И шкура волчья на плече.

Подошёл, взглянул на тело, печально проронил: погиб. Потом подумал и заговорил снова, обращаясь сам к себе:

— Но, как же так? Он в Поиске, а Эльфийский Жребий не позволит умереть тому, кого призвал на помощь Ищущему. И вот теперь я вижу то, чего быть не должно: он умер, а помощь не пришла. Он не перенёсся в волшебные эльфийские сады, не очнулся у подножия Великого Холма цветочных эльфов. Не напитался их живительной волшебной силой. И не призван победной песней великого Дивояра.

Старик огляделся в тоске — на многие версты вокруг ничто не двинулось, не шелохнулось, как будто погрузился он с курганом и мёртвым героем под ним в великий сумрак, где обитала Голова.

— Почему молчишь ты, Нияналь?! — во гневе крикнул Финн.

— Молчи, безумец. — прошептали над равниной невидимые губы, но голос был столь глубок и звучен, что на мгновение содрогнулся курган.

Старик отчего-то успокоился и стал осматриваться, словно ожидал гостей. Но вместо этого его фигура вдруг заколебалась, теряя очертания, и лишь волокна сивого тумана отметили то место, где мгновение назад стоял отшельник.

В тот же миг он очутился в ином месте — среди такой же сумрачной равнины, но более таинственного вида. Над ней витал столь грозный дух, что у простого человека захватывало сердце, и прерывалось дыхание. Голова кружилась, и плыли перед глазами странные видения. Перед стариком возвысилась гора — намного выше того кургана, под которым лежал убитый предательской рукой герой. Курган был полог, а эти стены, поросшие лохматым мхом, местами — седым плющом, а кое-где и мелкими кустами, вздымались неприступной крутизной. Под густым навесом из сухой травы, который карнизом украшал растрескавшуюся скалу, смотрели тусклые глаза, и вот из-под земли раздался низкий рокот: иди.

— Иди сюда. — сказал с вершины бесплотный голос, от которого в испуге взлетела стая воронья и закружила над горою.

И Финн повиновался. Он обошёл скалу кругом и обнаружил среди глубокой впадины в горе отверстие, закрытое кустами. Из высоко вознесенной дыры свисал канат с завязанными плотными узлами. Вот по нему сухой, но крепкий Финн взобрался до отверстия, а дальше зашагал свободно по лесенке, что вырублена была в тёмном камне.

Он вышел на вершине и огляделся. Три скалы стояли плотно, прижав затылки — они составляли собой гигантский трилистник, среди которого могла расположиться целая деревня. Но, в центре стояла только высокая груда камня — сложенные конусом булыжники.

— Иди сюда. — сказал всё тот же голос из камней.

— Он собирается к тебе. — ответил Финн, подходя к горке.

— Я знаю. — ответил мягко голос. — Быть тому.

— И ты позволишь присоединить твой дом ко множеству других осколков? — изумился старик.

— Это судьба. — сказала принцесса-эльф, заключённая в Осколке Вечности и ставшая Живым Кристаллом.

— Тогда я не понимаю, зачем ты меня призвала. Я много лет исполнял твою волю. Я лгал всем людям, рассказывая о тебе дурные слухи. Когда настанет срок освобождения?

— Уже настал. — ответила принцесса. — Последняя служба, и ты свободен.

— Свободен для чего? — горько спросил Финн.

— Возможность прожить жизнь сначала — это не награда? — возразил Живой Кристалл. — Прекрати стонать и делай то, что я скажу тебе.

— Всё та же. — усмехнулся Финн. — Я слушаю тебя.

Из горы камня выкатился маленький кристалл, сияя чистым белым светом.

— Возьми его. — сказала эльф. — И облеки в какое-то подобие оправы. Пока я в нём, тебе не страшно прикосновение Кристалла. Но, как я покину этот храм, так не вздумай прикоснуться, иначе обратишься в стража Вечности!

— Покинешь?! — изумился Финн. — Но как такое можно?! Кто мог покинуть узы Вечности по своей воле?!

— Делай и увидишь. — усмехнулся голос.

Дрожащими руками Финн вынул из своей накидки длинную медную булавку. Волчья шкура упала наземь. Крепкими не по возрасту пальцами старик скрутил металл, образовав неровное двойное кольцо и в него поместил прозрачный бриллиант. Потом он бережно убрал драгоценный камень в маленький мешочек, что висел на его шее.

— И что теперь? — спросил старик.

Ответа не было — вместо того заколебался воздух над вершиной Наганатчимы, и фигура Финна испарилась, но в тот же миг возникла там, где была до этого — у тела мёртвого героя.

— Ты хочешь знать, мой верный друг, возможно ли на Селембрис воскрешение умершего? — с насмешкой спросил голос.

— Я знаю, что это невозможно. — холодно сказал старик. — Иначе многое бы было…

— Коснись камнем его раны. — сказала эльф. — Но, после этого берегись касаться Камня сам! А после ты вернёшься с Осколком к Наганатчиме, положишь его в пирамидку и тогда свободен.

— Нужна ли мне такая жалкая свобода? — горько спросил Финн, глядя на сияющий бриллиант в своей руке.

— Нужна. — ответила принцесса. — Ты даже замену себе приготовил — старика-сосну. А мне хорошей заменой служит старая ветла.

— И что же будет? — в возбуждении спросил старик.

— Делай!

В сомнении и страхе Финн протянул сверкающий бриллиант к ране Еруслана, который хладным трупом на протяжении всего разговора лежал перед отшельником. Всё так же мертвы губы, из-под полузакрытых век глядят потухшие зрачки, по ту сторону которых молча притаилась смерть. Спит Еруслан необратимым сном — Долбер мёртв.

Тогда старик прижал бриллиант, держа его за медь оправы и обернувши пальцы на всякий случай рукавом.

Едва алмаз коснулся раны, сверкнула искра, и веки Долбера затрепетали. Безжизненные губы обрели румяный цвет, грудь вдохнула воздух, и вот глаза, мгновение назад пустые, стали полны жизни.

— Кто ты, старик? — спросил оживший витязь.