Гарри Тёртлдав - Пропавший легион

Виридовикс взглянул на приближающуюся армию и почесал нос. Его бледная кожа очень пострадала от палящего видессианского солнца: она покраснела и начала облезать, но вовсе не загорела, что могло бы предохранить ее от ожогов.

— Да, трибун, это тебе не в Галлии драться.

— Да, — согласился Марк. — Утро вместо ночи, жара вместо прохлады, выжженная степь и камни вместо зеленого леса… К тому же теперь мы воюем вместе, а не друг с другом.

— Так и есть, — хмыкнул Виридовикс. — Об этом я даже не подумал. Ну все равно, драка сегодня будет хорошая.

В ответ на это Скавр фыркнул.

Загудели трубы и застучали барабаны, подавая имперской армии сигнал к началу битвы. Римляне выступили без всяких церемоний, но трибун был рад, что его солдат окружает военная музыка. Он не чувствовал себя таким уж одиноким, и ему не казалось, что все казды избрали своей мишенью именно его.

Захватчики тоже пошли вперед, но не строем, как видессиане, а неровной волной, набегающей на берег, — отряд здесь, отряд там. Авшара было легко узнать даже на расстоянии, разделяющем обе армии. Он решил возглавить свое воинство на левом фланге, в отличие от Маврикиоса, оказавшегося в центре. Его белые одежды развевались под легким ветерком.

Авшар гарцевал на черном, без единого пятнышка жеребце. Флаг Казда лениво колыхался за его спиной.

— Дьявольский цвет для штандарта, — сказал Квинт Глабрио. — Он напоминает мне повязку, пропитанную засохшей кровью.

Это определение было очень точным, но несколько неожиданным, поскольку исходило от римского офицера. Оно больше подошло бы Горгидасу.

Гай Филипп произнес:

— Это похоже на них. Они пролили крови достаточно, чтобы напитать ею землю.

Две армии находились на расстоянии километра друг от друга, когда Маврикиос подвел своего горячего скакуна к солдатам, желая ободрить их речью.

Поглядев по сторонам, Марк увидел, что Туризин и Ортайяс делают то же самое. Армия каздов тоже остановилась: Авшар и другие вожди напутствовали солдат перед боем.

Император говорил коротко и по существу. Он напомнил своим солдатам о разрушениях и горе, которые принес Казд Видессосу, сказал им о том, что бог воюет на их стороне (трибун готов был поспорить, что Авшар говорил своим воинам те же самые слова) и коротко объяснил им тактику боя, которую он планировал. Трибун не слишком следил за словами Маврикиоса — главная мысль Императора была ему ясна после пяти-шести фраз. Куда интереснее было послушать отрывки из речи Ортайяса Сфранцеза, которую тот составил заранее. Изо всех сил пытаясь придать своему срывающемуся фальцету внушительность, юный дворянин распинался перед своими солдатами. До Марка доносились пространные фразы.

— Бейтесь каждой своей жилкой, не щадите сил для победы над коварным врагом! Казды стоят по ту сторону добра. Мир и добро — яд для них, а их любовь к сражениям — кровавая дань жестокому богу. Несправедливость часто бывает сильна, но в конце концов она всегда терпит поражение. Я сам буду руководить битвой, и пусть мое горячее желание сразиться с врагом сольется с вашим. Если я не буду страдать вместе с вами — это и будет для меня самым большим страданием…

Он гудел и гудел, его речи не было конца. Марк уже потерял нить, но тут Маврикиос замолчал, и солдаты разразились ликующими криками. Когда же они затихли, стало слышно, что Ортайяс все еще говорит. Солдаты на левом фланге слушали вяло, переминаясь с ноги на ногу и переговариваясь друг с другом. Они нуждались в короткой зажигательной речи, а племянник Севастоса только-только успел добраться до своего «пламенного» заключения:

— Пусть ни один из тех, кто любит роскошь и уют, не разделит с нами сегодняшнюю битву, пусть никто не присоединится к нам ради трофеев и грабежа. Только тот, кто отважен и не боится опасности, бросится в бой на врага! Так вперед на неприятеля, и пусть планы стратегов воплотятся в нашей победе.

Он выдержал паузу, надеясь, что загремят аплодисменты, которыми солдаты наградили обоих Гаврасов. Но он не услышал ничего, кроме нескольких жидких хлопков и двух-трех криков.

— У него мозги величиной с горошину, — проворчал Гай Филипп. — Представь себе наемную армию, которая не грабит! Удивляюсь, что он еще не посоветовал им не пьянствовать и трахаться с девками.

Расстроенный, Сфранцез отъехал назад, в строй. Нефон Комнос похлопал его по спине и попытался успокоить, а заодно и защитить армию от дурацких речей Ортайяса.

Теперь ждать оставалось уже недолго. Все речи были закончены, и обе армии приближались друг к другу, а ближние конники уже обменивались стрелами. Скавр почувствовал привычный холодок в животе и автоматически подавил страх. Первые минуты перед боем обычно самые страшные. Когда залезаешь в драку по уши, для страха уже не остается времени.

Казды неслись к видессианам. Марк видел, как солнце отсвечивало на их шлемах, обнаженных мечах, наконечниках копий, видел флаги на их высоко поднятых копьях… И тут римляне в ужасе вскрикнули, а трибун вздрогнул и протер глаза. Приближающиеся враги один за другим начали таять в воздухе, как гаснущее пламя свечи под порывом ветра. Неожиданно казды пропали совсем, словно в густом тумане. Трибун сжал рукоять меча так, что пальцы его побелели, но это не принесло ему чувства безопасности. Как он мог сразиться с врагом, которого не видел? Хотя это казалось бесконечным, казды оставались невидимыми всего лишь несколько мгновений. Сквозь крики своих солдат Скавр услышал, как чародеи, прибывшие с имперской армией, выкрикивают заклинания. Враг снова появился, такой же сильный и зримый, словно никогда и не исчезал.

— Военная магия, — дрогнувшим голосом сказал трибун.

— Так и есть, — согласился Гай Филипп. — И она не сработала, благодарение богам.

Старший центурион говорил тихо, почти про себя, и не глядя на Скавра. Его внимание было сосредоточено на каздах, которые, поняв, что их коварный план рухнул, надвигались на видессиан еще быстрее.

— Поднять щиты! — приказал центурион, когда первые стрелы полетели к римскому строю. Марку никогда не приходилось стоять под таким густым дождем стрел. Одна из них сердито прожужжала возле его уха, вторая ударилась в щит с такой силой, что он качнулся назад. Звуки, с которыми летели свистящие стрелы, ударяющие о кольчуги, кирасы и щиты, напоминали град, стучащий по металлической кровле дома. Но только град не заставляет людей вскрикивать, как стрелы, впивающиеся в незащищенную кожу.

Казды лавиной шли вперед. Теперь они были достаточно близко для того, чтобы трибун увидел их лица. Лошади их галопом неслись в сторону брешей, пробитых стрелами.

— Пила! — крикнул он. — Вперед!

Конники повалились со своих седел, обезумевшие от страха лошади волочили своих хозяев, застрявших в стременах. Ну что ж, у стремян тоже были свои недостатки, — подумал Скавр. Лошади дико носились и падали, всадники гибли. Воины, наступающие за первой волной, не смогли удержать своих коней вовремя и на всем скаку врезались в общую свалку. Они тоже падали или в отчаянии пытались пробиться вперед, становясь хорошей мишенью для врага. Ощетинившийся копьями строй римлян пробил широкие полосы смерти в рядах атакующих каздов, но не смог полностью остановить атаку. Крича, как одержимые, кочевники столкнулись с солдатами, стоящими на их пути.