Джон Толкин - Хранители

Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам, а мерзко-насмешливые древесные рожи, кривясь, встречали их взгляды. Всем четверым подумалось, будто их затягивает в страшный сон, от которого не очнуться.

Но вдруг река прекратила урчать и начала мурлыкать, а трава под их ногами стала кроткой и шелковистой. Лес будто отступил и сделался оградой. В глаза вдруг блеснул желтый просвет настежь открытой двери.

Перед ними сиял дом Тома Бомбадила – оставалось только сойти с холма. Они все заторопились вниз, и хоббиты и пони. Усталость как рукой сняло, половины страхов как не бывало. Навстречу им грянула песня:

А потом зазвучал другой голос – чистый и юный, как ранняя весна, но древний и мудрый, будто вековечное лето:

И хоббиты оказались на пороге, озаренные ясным светом.

Четыре хоббита переступили широкий каменный порог – и замерли, помаргивая. Они оказались в низком, но просторном покое, освещенном висячими лампадами; а на столе горели долгие желтые свечи. В кресле у дальнего края стола сидела хозяйка дома. Ее длинные белокурые волосы ниспадали на плечи и мягко струились вниз; была она в искристо-зеленом, а пояс золотой с ярко-голубыми незабудками; вокруг нее на зеленых и бурых блюдах плавали кувшинки – ни дать ни взять русалка посреди озера, подумал Сэм.

– Входите, дорогие гости! – напевно сказала она.

Робко вступили они в покой, неловко и низко кланяясь, точно постучались, чтобы попросить напиться, в обычный дом у дороги, а им отворила дверь прекрасная эльфийская дева в цветочном уборе. Она устремилась к ним навстречу, легкая, как речной ветерок.

– Смелее, милые друзья! – улыбнулась она. – Смейтесь, веселитесь! Я – Золотинка, речная царевна.

Пропустив их мимо себя, она затворила дверь и как бы отстранила ночь за дверью легким движением гибких рук.

– Пусть ночь останется в Лесу! – сказала Золотинка. – Вы, верно, все еще страшитесь густого тумана, темных деревьев, заводей и омутов да неведомой твари лесной. Не бойтесь, не надо! Нынче вы под надежным кровом Тома Бомбадила!

А они все переминались у порога, и снова прозвучал ласковый голос:

– Добро пожаловать! Вот какие, оказывается, робкие хоббиты живут в Хоббитании! А ты-то, Друг Эльфов, что же оробел? Рассаживайтесь и подождите хозяина. Он сейчас будет, он с вашими лошадьми – они ведь устали не меньше вашего...

...Хоббиты смирно сидели на низких тростниковых табуретках, а Золотинка порхала вокруг стола. Наконец дверь распахнулась, и вошел Том Бомбадил. Он был без шляпы, его пышные курчавые волосы венчала корона из желто-алых листьев. Том рассмеялся, подошел к Золотинке и взял ее под руку.

– Вот она, моя хозяйка, в изумрудном блеске! – сказал он хоббитам. – Вся в зеленом серебре и звездистых искрах! Больше свеч на стол, хозяйка! Сдвинем занавески – и за доброю едой вечер минет быстро. Стол накрыт, и ужин ждет – молоко да масло, белый хлеб и желтый мед, – значит, все прекрасно!

– Стол-то накрыт, – отозвалась Золотинка, – а вот гости готовы ли к ужину?

Том захлопал в ладоши и весело удивился самому себе:

– Вот растяпа! Заспешил! Приглашает ужинать! А зайчата – чуть живые, им умыться нужно. Ну-ка, милые, сюда. А плащи – снимайте. Есть и мыло и вода – умывайтесь, зайцы!

Он отворил неприметную дверь в глубине зала, и хоббиты потянулись за ним: вниз и за угол, в душистое банное тепло. Умытые и свежие сели они за стол, а потом был ужин, веселый и долгий.

Когда хоббиты вволю поели, Золотинка с Томом проворно убрали со стола. Гостям было велено сидеть, как сидели; они послушались и, положив ноги на подставленные скамеечки, радостно отдыхали после обильной еды.

На пустых столах горели свечи, и со свечою возникла перед ними Золотинка.

– Вот и ночь, пора спать, спите! – сказала она. – Постели вас ждут. Лесных гулов и шорохов не бойтесь! Сквозь наши окна пробивается только лунный и звездный свет!

И сонные хоббиты даже не заметили, как она ушла – словно прожурчал тихий ручеек.

Тяжелый сон отуманил Фродо. Ему грезилось, будто встает молодая луна, и в ее бледном свете перед ним возникает мрачная высокая скала, прорезанная аркой. Потом его словно подняли ввысь, и он увидел не скалу, а скопище скал: темная равнина, зубчатая ограда, черная башня, а на ней кто-то стоит. Юная луна светила несмело: видна была только темная-темная башня да светлая фигурка наверху. Понизу ярились дикие голоса и злобно рычали волки. Из-за луны вдруг выплыла размашистая тень; тот, наверху, вскинул руки, и ослепительным лучом ударило из его посоха. Плеснули орлиные крылья, а внизу завыли, заклацали клыками волки. Ветер донес яростный стук копыт – с востока, с востока, с востока. «Черные Всадники!» – понял Фродо и проснулся в холодном поту; быстрыми молоточками стучала у него в висках кровь. «Неужели же, – подумал он, – я наберусь храбрости покинуть эти стены?» Он лежал затаив дыхание, но теперь все было тихо. Наконец он свернулся калачиком и погрузился в сон без сновидений.

Утро разбудило сразу всех четверых. Том расхаживал по комнате, прищелкивая, как скворец. Заслышав, что они проснулись, он хлопнул в ладоши и воскликнул: «Эй! пой! веселись! Пой во весь голос!» Потом раздвинул желтые занавеси, и свет хлынул в широкие окна с запада и востока. Свет был неяркий; низкие облака за окнами набухли дождем, и свежо алели в саду бобовые гирлянды.

– Просыпайтесь, малыши! – крикнул Том. – Солнца нынче нету: тучи с запада пришли, заслонили небо. Скоро должен хлынуть дождик, бойкий и речистый, – пригодится Золотинке для осенней чистки. Поднял я ее до света песенкой веселой. Лежебокам счастья нету – вспомните присловье: «Ранним птахам – сытный завтрак, остальным – вода и травка!» Не проспать бы вам до завтра! Подымайтесь, сони!

Не очень-то поверили хоббиты насчет воды и травки, но на всякий случай мешкать не стали – и завтракали, пока не отчаялись уплести все, что было на столе. Том хлопотал по дому: из кухни доносился звон посуды, с лестниц – дробот его башмаков, в открытые окна вдруг долетали обрывки песен. Густой плющ копил морось и порою ронял на землю редкие струйки воды. Мало-помалу тучи заволокли все небо; черная стена леса исчезла за отвесным дождевым пологом.