Вальтер Моэрс - 13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

— Выход в другой стороне, — машинально буркнул профессор, потом вдруг вскинул голову, словно очнулся от мыслей. — Нет, постой, — сказал он неожиданно мягким голосом. — Останься, нам надо поговорить.

Вот это была действительно ошеломляющая новость! До сих пор Филинчик ни разу не предлагал мне поговорить. Он вообще никогда ни с кем не разговаривал, то есть не вел диалогов. Его общение с окружающими заключалось в том, что он говорил, а остальные прилежно слушали. Один-другой робкий вопрос — это еще куда ни шло, даже желательно, как повод для нового, еще более длинного монолога, но диалог — никогда. Идееты просто не приспособлены к двустороннему общению.

— Задавался ли ты когда-либо вопросом, как за такое короткое время в твоей голове накопилось столько знаний, — начал профессор наш разговор.

— Это потому, что я особоодаренный, да? — скромно поинтересовался я.

Бактерии интеллекта. — Одаренный?! Ха-ха-ха! Чушь собачья! — выдохнул профессор с таким жаром, что мне пришлось сделать шаг назад. — Ладно, не обижайся, — снова заговорил он мягким голосом; видно, действительно не привык к диалогам, но старался изо всех сил. — Что, по-твоему, Грот тоже одаренный? Да будет тебе известно: в его квадратной башке мозгов с муравьиное яйцо! Когда в комнате гасят свет, он твердо верит, что окружающий мир на время перестает существовать. Зато в конце обучения он сможет с завязанными глазами построить подводную лодку или изобрести лекарство от насморка. Одаренность здесь ни при чем. Все дело в бактериях!

— В бактериях? — Я, естественно, знал, что бактерии — это маленькие организмы, переносящие всякие опасные болезни.

— Вот именно. Представь себе, знание — это тоже болезнь. Чем ближе ты к идеету, тем больше заражаешься от него этой болезнью. Подойди!

Я сделал шаг вперед, хотя сознание того, что профессор заразный, требовало как раз обратного. Никогда еще я не находился от него так близко, даже во время занятий.

— Ближе! — приказал он.

Я сделал еще один шаг. И тут в голову мне потоком хлынули знания. Это были исследования в области тьмы, которыми я никогда раньше не занимался, но теперь вдруг почувствовал себя экспертом в этом вопросе.

— Скажи мне, — потребовал Филинчик, — что ты знаешь о тьме?

— О, это очень просто. Тьму принято считать противоположностью света, а она есть не что иное, как самостоятельный важный источник энергии, — не без удивления услышал я свои заумные рассуждения. — Для изучения тьмы очень важно научиться рассматривать свет и тьму в качестве равноправных источников энергии.

— Совершенно верно, — довольно крякнул Филинчик. — Все дело в том, что за тьмой надежно закрепилась дурная слава! Ее принято связывать со всевозможными неприятными вещами, в то время как тьма — это просто другая степень освещенности, а именно более слабая, вот и все! Мы нуждаемся в тьме ничуть не меньше, чем в свете. Без нее жизнь была бы гораздо сложнее: не было бы необходимого всем нам сна. Без тьмы не было бы отдыха, пополнения энергетических запасов, роста. Ночь дает нам силы выстоять день. Задумывался ли ты когда-нибудь, почему, проснувшись утром, мы чувствуем себя свежими, бодрыми и полными сил?

— Честно говоря, нет. — Стыд и позор: сколько раз я размышлял над важнейшими проблемами мироздания, а этот простой вопрос ни разу не приходил мне в голову.

— Все дело в темноте, питающей нас ночью своей энергией. Сон днем ничего не дает, наоборот, после него чувствуешь себя вялым и разбитым. А тьма состоит из чистой энергии. В течение дня мы расходуем накопленные за ночь запасы, устаем и опять нуждаемся в сне. Ночью мы черпаем новые силы. И так далее. Уверен, если найти способ существовать только в темноте, то можно жить вечно.

Казалось, профессор забыл о моем существовании и разговаривал сам с собой. Он был очень взволнован. Его сверкающие, бешено вращающиеся глаза сияли в темноте, как два раскаленных огненных шара. Голос его становился все громче и громче.

— Мало того, ты будешь постоянно черпать новую энергию, расти, развиваться до невообразимых высот. Представь себе, интеллект помноженный на бессмертие. Вечная жизнь! Вечная ночь! Вечный разум!

Тут послышался звук, словно между двух шестеренок застрял гаечный ключ. У Филинчика в голове снова заклинило. Он ударил кулаком по одному из своих внешних мозгов.

— Э-хм… так о чем это я?

— О бактериях интеллекта.

— Точно! Находясь рядом со мной, ты становишься все умнее и умнее. Это закон. Жаль только, что способности твоего мозга не безграничны. Не каждому посчастливилось родиться с семью мозгами. Твой мозг вобрал в себя столько, сколько смог. Поэтому ты уже ничего не усваиваешь на занятиях.

Я покраснел. Он все знал.

— Не переживай. Так и должно быть. Пришло и твое время, дружок.

В голосе его вдруг послышались так хорошо знакомые мне смущенные нотки, не предвещающие ничего хорошего. Я слышал их у волн-болтушек, у Мака, у Фреды и у Кверта. Означать они могли только одно — мы расстаемся.

— Я больше ничему не могу тебя научить. У тебя в голове достаточно знаний в самых разнообразных областях науки и техники, от игры в шахматы до нейрохирургии. Этого вполне достаточно, чтобы сделать неплохую карьеру. Новые ученики уже ждут своего места. Я не могу держать вас здесь бесконечно. Одним словом, учеба закончилась. Утром я провожу тебя к выходу из Ночной школы. Тебе, конечно, придется немного поплутать в лабиринте, но, не сомневаюсь, с твоим уровнем интеллекта ты найдешь выход из Темных гор. А теперь отправляйся спать. Доброй ночи!

Беседа, которая все же носила несколько односторонний характер, подошла к концу. Я нащупал в темноте дверь.

— А что касается твоей философской проблемы… — крикнул Филинчик мне вслед.

— Да?

— Ты не большой и не маленький.

— Какой же тогда?

— Ты средний.

Выходит, он действительно умел читать чужие мысли.

На следующее утро я вошел в класс как в первый раз. Он показался мне необыкновенно чужим. За моей партой уже сидел новый ученик. Это был додо, а точнее, додо-альбинос с ярко-красными глазами и молочно-белыми перьями.

Я попрощался со всеми по очереди, пожал руку Миролюбу, Гроту, Цилле и додо, которого звали Тугодум. Мне не было грустно, расставание с одноклассниками меня совершенно не трогало. Пока я брел вслед за профессором по темному коридору, меня охватило странное чувство страха и торжественного волнения.

«Лексикон». Подойдя к выходу, Филинчик сделал то, чего я меньше всего от него ожидал, — он меня обнял. Так близко к профессору я еще никогда не подходил, даже минувшей ночью. Как только он прижал меня к своей груди, на голову мне лавиной сошел новый поток знаний. Поначалу он состоял из тысяч беспорядочно теснящихся букв, которые потом вдруг стали складываться в слова, формулы, научные факты и в конце концов превратились в книгу, заглавие которой на мгновение четко и ясно высветилось в моем мозгу, а потом снова исчезло.