Светлана Багдерина - Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены

– Зовут меня Олег. Прозвание мое… э-э-э… Пеньков-Гордый. Сам я из… э-э-э… из купцов буду… из торгового люда, значит. Бегу от оккупационной армии царя Костея. Шел мой обоз с товарами по новой Сабрумайской дороге этак, шел… И вдруг, откуда ни возьмись – страх божий на голову обрушился… Люди вроде, а сами – как звери! Кто на тигра похож, кто на медведя, кто еще на кого… Зубы, да когти, да еще топоры вот такенные!.. – Букаха показал, выронив при этом недоеденный окорочок себе на колени, какенные у вражеских солдат были топоры, потом немного подумал, и увеличил пространство между своими ладонями еще на полметра.

Дед и его попутчики ахнули, а приободренный Букаха ухватил уже покидающую обоз и отправляющуюся своим путем куриную ножку за косточку и продолжил описание своих злоключений, дирижируя ей, как палочкой:

– Жуть, говорю, аж волосы дыбом!2 Это ведь ни кто иной был, старик, как солдаты

Костеевы. Непобедимая армия на нас прет – сразу видно! В его войске этих чудищ – как деревьев в лесу! Против них сражаться – что головой об стенку биться! Мы против них – словно ребенок против медведя!..

– Ты, купец, кончай врага-то славить, – неприязненно взглянул на него плечистый молодой парень со шрамом во весь лоб. – А что медведя касаемо, так я на него с рогатиной первый раз в двенадцать лет ходил – и живой, как видишь, хоть и покарябанный маленько. А ихнего косолапого брата в нашей округе изрядно убыло. Так что…

– Да помолчи ты, Потап, – цыкнул на охотника старик и повернулся к попутчику. – Ты, мил человек купец, не обращай на него внимания, рассказывай, рассказывай, чего с твоими товарищами-то сталось.

Букаха злобно покосился на прервавшего его парня, с усилием скроил скорбную мину и продолжил:

– Они, супостаты, мой обоз в один миг захватили. Возчиков да охранников побили, как мух, а я вот живой, спасся… Еле ноги унес… Словно на крыльях летел…

Букаха умолк, посчитав, что он и так достаточно всего понарассказывал сиволапым деревенщинам, на которых при других обстоятельствах и в другое время он бы и посмотреть побрезговал. И, запивая большими глотками кваса из протянутого одним

из благоговеющих перед такими испытаниями и отвагой слушателей жбана, стал жадно доедать первый за два дня завтрак.

Пока он жевал, в обдуваемую холодящим октябрьским ветерком лысую, как коленка, голову забрело любопытство.

– А вы из какой деревни все?

– Из Гарей, – вздохнув над иронией топонимики, сообщил тот. – Давеча из столицы прискакал гонец, сказал, мол, идет злой царь Костей, нас воевать. Огнем направо и налево палит, мол, крестьян в рабство забирает, и надо всем миром от него бежать со всем скарбом, что можем с собой прихватить, в столицу, где войну пересидим. Там, говорят, тоже войско собирают немалое. А ты как думаешь, мил человек купец, победим мы того костяного царя, али он нас?

Букаха задумался над вопросом, более важным для него, нежели когда-либо мог предположить старик, и обреченно покачал головой.

-начало сноски-

1 – Пока ее не покинули и не сожгли, не дожидаясь помощи из-за рубежа, ее же жители.

-

Не успел обоз подъехать поближе к городу, как в глаза Букахе бросилась суета и шум, которые начинались у городской стены и распространялись, подобно кругам на воде, вширь и вдаль.

Сотни и тысячи человек с заступами, лопатами, тачками и бревнами бегали и хлопотали вокруг, словно благодаря какому-то мрачному заклятью решили, что древняя столица Лукоморья вдруг превратилась в муравейник, а сами они – в муравьев.

Люди без устали копали ямы, углубляли ров, возили землю, насыпая вал, забивали колья в дно ловушек и бревна просто так, и у Букахи в душе зародилась и стала расти, болезненно пульсировать и разбухать мрачная ненависть ко всем защитникам Лукоморска.

Сколько сил тратят эти идиоты на абсолютно безнадежное предприятие! Знают ведь, наверняка, какая армада на них прет, и все равно рассчитывают остановить ее своими дурацкими канавками и палками! Почему они не сдаются, не бегут, не прячутся, как сделал бы на их месте любой нормальный народ? Царь Костей – это вам не какой-то самовлюбленный индюк Чернослов! А ведь даже его, не пропади он

внезапно и по необъяснимой причине, им было вовек не победить! А тут – эвон – на кого замахнулись!.. Дурачье… Они тут все сумасшедшие. И так им всем и надо. И стану я помогать Костею, или сбегу прямо сейчас по Вондерландской, Вамаяссьской или Лесогорской дороге – для них ничего не изменится…

Только что прозвучала чрезвычайно здравая мысль, которая почему-то не потрудилась прозвучать раньше.

И называется эта сияющая, как путеводная звезда, идея «СБЕЖАТЬ».

Пусть этот жуткий человек думает, что запугал Букаху. Пусть ждет от меня вестей.

Нашел дурака.

Сейчас я войду в город с крестьянами, проберусь в свой дом, возьму денег, если получится, то коня и еды – и только меня и видели.

Разбирайтесь сами, без Букахи. Я свое уже отстрадал.

Приняв такое решение, разжалованный воевода почувствовал себя счастливым в первый раз за много дней.

Он спрыгнул с телеги, дружелюбно улыбнулся старосте, повертел головой по сторонам и ткнул пальцем вперед, в сторону кряжистой Сабрумайской сторожевой башни с распахнутыми настежь воротами и хронически опущенным мостом:

– Смотрите, вот и прибыли. Город нас уже ждет.

Как выяснилось уже через пять минут, их ждал не только город.

У самых ворот беженцев встретил усатый сержант в пыльном шлеме, красном плаще с гербом Лукоморья на плече и с пергаментом, пером и походной чернильницей наперевес.

– Добрались? Прибыли? Вижу. Молодцы, – отрывисто заговорил он как бы сам с собой, но все каким-то образом поняли, что обращается он к ним, и обоз остановился. – Какая деревня?

– Гари, батюшка, – выступил вперед староста.

– Хорошо… – сержант черканул что-то в пергаменте и обвел глазами застывший в ожидании решения своей судьбы караван. – Сколько вас?

– Сто двадцать три человека с бабами, дитями и стариками… Хотя, нет. Сто двадцать четыре, – уточнил старик и ткнул пальцем в Букаху. – Вот, купец у края леса километрах в десяти отсюда прибился. Костяным царем ограбленный.

– Ограбленный?.. – сержант окинул оценивающим взглядом представительную фигуру Букахи и кивнул головой: – Эт хорошо…

И, не успел никто поинтересоваться парадоксальностью вывода, как сержант выудил из кармана штанов другой пергамент, развернул его, откашлялся и огласил:

– Предписание Оборонного Командования номер один!

После этого впечатляющего вступления пергамент был аккуратно свернут и возвращен на место, а дальнейшая речь пошла экспромтом: