Александр Даган - Дело Белки

– Что «эх»?

– Ничего! Просто грызун сейчас был бы кстати…

– Ты это… Не меняй тему, – поспешил я отвлечь змею от не вовремя возникших у нее кровожадных мыслей. – Так каким божеством является твой хозяин?

– Кубера – бог богатства и всяких земных сокровищ.

– Упс! – только и смог выдавить из себя я. На самом деле гамма моих переживаний была гораздо богаче. Я чувствовал себя как человек, пришедший на свидание с хорошенькой медсестричкой, и оказавшийся вместо этого на приеме у ее мужа-проктолога.

– Уловил? То-то! – удовлетворенно заявила кобра, как мне показалось, с долей собственного превосходства. Впрочем, я мог и ошибиться. Очень трудно понимать интонации существа, речь которого похожа на сипение оставшегося без воды сифона.

– Хорошо! – нехотя согласился я. – Предположим, твой хозяин вовсе не собирается мне помогать, а наоборот пытается сам получить нашу белку. Но где гарантия, что врет он, а не ты?

– Мне что, снова зуб дать? – ехидно поинтересовалась рептилия и вдруг захрипела и закашлялась, потому что ее шею сжала небольшая, но весьма крепкая ладонь Хана.

– Зубом ты в этот раз не отделаешься! – не хуже самой змеи прошипел мой проснувшийся напарник. – Говори четко и ясно – в чем твой интерес! Поняла?!

Узбек уставился на змею, которая судорожно свивала кольца на его руке, и смотрел ей в глаза, пока она не успокоилась.

– Хан, – растроганно обратился я к узбеку. – Брат, ты не представляешь, как я рад видеть тебя в добром здравии.

– Подожди! – остановил меня напарник. – Разберемся с коброй, будем радоваться. С этими словами узбек слегка ослабил хватку, благодаря чему змея смогла разжать челюсти. Повторив эту операцию пару раз, она, наконец, заговорила:

– А вы, парни, не такие простаки, как я думала! И работаете слаженно – прямо как добрый и злой следователи.

– Ага! – согласился Хан с этим незаслуженным комплементом. – Только имей в виду – мы оба злые!

– Поняла, поняла! Вопросов нет!

– Хорошо! Идем дальше! Кубера хочет белку?

– Очень хочет, – согласилась змея.

– Понятно! Чего хочешь ты?

– Домой!

– Повтори!

– Домой я хочу, домой! Чего непонятного?! Похоже, что узбек ждал любого ответа, но только не этого. А кобра тем временем чуть ли не впала в истерику.

– Вы что думаете, богу прислуживать – одно удовольствие. Помыкает мной постоянно:

«Ползи туда! Шипи на того! Кусай этого!» А сидеть, знаете, где приходится? Прямо под ним. Его божественной заднице так, видите ли, прохладнее.

– А самого его укусить за то самое? – неожиданно для самого себя предложил я.

– А что толку? – всхлипнула кобра, проходясь по глазам кончиком хвоста. – Он же бессмертный. И меня грозится такой же сделать. Представляете?! Вот эта вот жизнь – и до бесконечности.

– Не имеет права! – со знанием дела заявил узбек. – Это будет вмешательством в твою карму.

– Вы что, в самом деле думаете, что богам есть до этого какое-то дело?! Бессмертие – это еще не самое страшное. Иногда он наоборот грозится меня придушить, а в следующей жизни сделать мышью. Вам в жизни не понять, как это унизительно. С этим я спорить не стал. Хотя с другой стороны мне тоже не хотелось бы в следующем перерождении, если в него конечно верить, стать курицей-гриль или перепелом на шпажке. Однако жалобами на принудительную реинкарнацию в грызуна кобра ограничиваться не собиралась.

– Я уж и сбежать от него сколько раз пыталась. Да как сбежишь, если он все мои мысли наперед знает. Бывает, схватит за хвост и давай над головой крутить. Я ему: «За что, господин?» А он: «За то, что ты только что подумала!» А как не думать?

Вот к вам меня затащил, а разве приличной кобре здесь место? Холод жуткий – хуже чем зимой в Кашмире. Пища – худая, умная. У нас на добычу глянешь, она – руки на грудь, ноги – в позу лотоса и лежит – ждет, пока я соизволю отправить ее к грядущим перерождениям.

– А наши что? – искренне заинтересовался я.

– Ох! – змея покачала своей плоской треугольной башкой. – Никакого уважения! Оскорбляют. Ругаются. Бегают почем зря. А при беге, между прочим, они, знаете, как калории расходуют?! А недавно одна крыса даже хвостом отхлестала. Прямо по морде. Чуть глаз не выбила. И смоталась!

– Да уж, нелегко тебе здесь приходится! – посочувствовал я змее, хотя на самом деле в данный момент испытывал скорее не жалость к рептилии, а гордость за простую российскую крысу, которая не пожелала стать чьим-то питательным белковым ужином. Даже лапу ей пожать захотелось, фигурально, конечно.

– А самое большое горе, – продолжала перечислять кобра обрушившиеся на ее отсутствующие плечи невзгоды. – Скучаю я. Дома только-только детеныши вылупились. Смышленые такие. Красивые. Все в меня. Их бы растить, воспитывать. А я тут – лежу, ночами не сплю. Все представляю, как на гнездо какой-нибудь мангуст набредет – Рикки-Тикки-Тави недоделанный. Ой-ей-ей-ей-ей… Видимо, воспоминания о змеенышах и бравом Киплинговском герое напрочь добили кобру. Она, наконец, замолчала и безвольным полутораметровым шлангом повисла в руке у егеря, который за все это время не проронил ни слова.

– Вот что, – неожиданно прервал он начавшее затягиваться молчание. – Думаю, тебе надо бросить своего хозяина.

– Как? – спросил я вместо змеи. – Она же говорила, Кубера – бог. В секунду ее отыщет.

– Не отыщет. Применим к ней программу по защите и переселению!

– Кого?! Змей?! – изумился я.

– Волшебных животных!

– Правда? – оживилась кобра. – Вы это сделаете?

– Слово защитника! – пообещал Хан с твердостью, которой могли бы позавидовать президенты Буш, Путин и Лукашенко вместе взятые.

– Но имей в виду, – тут же добавил он. – Если ты по своей змеиной привычке нас обманываешь…

– Знаю, знаю, – смиренно продолжила змея, повернув голову в мою сторону. – В Дарвиновский музей на чучело! Узнав от кобры о коварстве Куберы, мы решили как можно быстрее убежать от того места, где он нас временно оставил. Углубляться обратно в лес мне очень не хотелось, но как выяснилось, и идти вверх по течению руки более не имело смысла. Это нам также объяснила змея, которая в некоторых вопросах волшебной реальности разбиралась намного лучше нас с егерем. Поскольку течение времени необратимо вернуться вдоль его потока абсолютно невозможно. Узнав это, я понял, почему нам с Ханом было так трудно шагать. Более того, оказалось, что сколько мы не передвигали ногами, мы никуда толком и не продвинулись.

– Зря мы все-таки ушли от Арины Родионовны, – посетовал я на принятое под давлением узбека решение.

– Зря не зря, а сейчас нам главное от Куберы уйти! – напомнил Хан. После чего мы, подобрав свое барахло, двинулись в лес. На сей раз идти было гораздо приятнее. Чья-то, скорее всего звериная, тропа упругой ковровой дорожкой из мха и сухих сосновых иголок сама стелилась нам под ноги. Ветви деревьев создавали приятную прохладную тень, а невидимые в кронах птицы создавали приятное звуковое сопровождение на волне экологически чистой радиостанции Nature FM. Прогулку омрачали лишь две вещи. По-прежнему, очень хотелось есть. А также не давали покоя мысли о Кубере, чью ядовитую собственность нес на себе Хан. По пути я периодически покидал тропинку, когда мне казалось, что сбоку то там, то сям мелькала шляпка какого-нибудь гриба. Увы, как правило, это были сплошные обманки. Либо прошлогодний коричневый лист, либо отшелушившийся кусочек бересты. Естественно, эти бесплодные поиски меня слегка разочаровывали. Но куда хуже приходилось моему напарнику. А все потому что я шел впереди. На мой взгляд это было вполне разумно. В конце концов, как исконный житель средней полосы я был гораздо лучше знаком со смешанными лесами. И неважно, что это знакомство состояло в основном из пьянок выходного дня. Ведь как ни крути, а надравшемуся человеку гораздо тяжелее передвигаться, что по березовой роще, что по сосновому бору. Мало того, что его качает, так и деревьев на пути ни с того, ни с сего становится в два раза больше. Поэтому если уж я умел ориентироваться, находясь, в таком состоянии, то сейчас сам Бог велел мне взять на себя роль Сусанина. Хан в тонкости моих взаимоотношений с природой посвящен не был. Поэтому каждый раз, когда очередной призрак подножного корма, заставлял меня сорваться с тропинки, он безропотно плелся за мной, а потом был вынужден возвращаться обратно. В какой-то момент ему это все же надоело.