Татьяна Каменская - Эртэ

Внезапно Смелый остановился, и задумавшегося доктора качнуло так, что он едва не слетел с коня. Когда его глаза, привыкшие к темноте, разглядели впереди на тропинке что-то тёмное и непонятное, Смелый всхрапнул, затряс головой и опять двинулся в путь.

Но сделав несколько шагов, он остановился у высоких, кованых толстым железом ворот, что преграждали дальнейший путь по тропинке. Огромное кривое кольцо заменяло ручку, и требовалось лишь дотянуться до него, что-бы громко стукнуть кольцом в кованые ворота, и разбудить обитателей этого мрачного жилища. Только ждут ли их здесь? Глухой утробный звук удара разнёсся по лесу, и опять наступила тишина.

Доктор в раздумье почесал затылок. Темнота и ночь в глухом лесу, не слишком приятное времяпрепровождение. Но что-то уж долго хозяева открывают засов. Не придётся ли пожалеть о том, что осторожность не возымела над всеми чувствами, а он не устоял перед соблазном отдохнуть. Но ночью в лесу опасно. Дикий зверь на то и зверь, что бродит ночами, ищет еду. Как бы не оказаться в роли позднего ужина. Что-то никто не спешит открывать ворота. Доктор, спешился и потянулся к кривому кольцу на воротах, но те вдруг скрипнули и стали сами тихонько открываться. Настороженно вглядываясь в хижину, что оказалась за воротами этой небольшой усадьбы, доктор вошёл во двор.

Что-то уж слишком мрачное строение предстало перед ним. Хижина, где никто не живет? А если кто-то притаился за углом, и ждёт лишь удобную минуту, что-бы нанести свой удар. Но если всего бояться, то в лес не ходить…

— Смелый, жди меня здесь, и будь готов каждую секунду… — он едва касается губами теплых и мягких ушей Смелого.

Словно соглашаясь, конь слегка встряхивает головой, и доктор, ласково приглаживает его холку. Его Смелый, добрый конь, и очень умный. Он многое понимает без слов. Сколько лет они прошли вместе. Их путь был тернист и совсем нелёгок. И только в последнее время они расстались. Как видно зря! Не все приключения свершились, не все дороги пройдены…Спасибо девице, что согласилась обменять себя на Смелого. Как-же звать ту девицу? Её имя чем-то напоминает имя Эртэ. Почти! А может это была Эртэ? Как странно — Эртэ воплощение зла!! М-м-м-м-м! Не может этого быть!

— Ну почему-же, не может! Кто знает душу этой женщины? Кто заступится за неё и опровергнет слова поклёпа, гнусные и отвратительные! Ты? Ты, которому она задурила мозги, а на самом деле завладела твоей волей. Как-бы она не завладела твоей душой, несчастный…

Неприятный скрипучий голос, хрипел в темноте, прерывался мучительным кашлем, но продолжал свою гневную речь. И если вначале доктор просто остолбенел от неожиданности, то приглядевшись, теперь он заметил в кромешной черноте хижины маленькую сгорбленную фигурку человека.

— К-кто вы? — едва промолвил доктор, вдруг приобретая дурную привычку заикаться.

— А ты так и не научился владеть своими эмоциями и чувствами, Последний потомок Владов? Плохо же я лечил моего больного от заикания…

— Вы- Ойхо? Великий шаман долины Золотого божества? — удивился доктор.

— Узнал! Наконец-то! — усмехнулся скрипучий голос. — Добро пожаловать Влад в твой родной край. Приветствую и коня твоего, по кличке Смелый! Вы хорошие гости!

Черная тень мелькнула перед глазами доктора, и вскоре посреди хижины вдруг вспыхнул небольшой огонек. Огонь весело разгорался, жадно охватывая пламенем тонкие ветки и поленья дров, а доктор с интересом и такой же жадностью вглядывался в сидящего перед ним старичка в странной меховой одежде, сшитой из шкур зверя.

— Ойхо, я знал тебя молодым, красивым и сильным парнем. — пробормотал доктор.

— А я тебя помню с пелёнок. Ты был чудесным ребёнком, затем мальчиком, а потом юношей. Жаль, ты перестал приходить в мою шаманскую хижину, ты вырос, и у тебя появились другие интересы… — грустно вздохнул старик. — Ты вырос…

— Прости Ойхо, но дороги наши разошлись. Ты стал проповедовать одно, а я бороться за другое. — пробормотал доктор, присаживаясь к старику и протягивая руку к огню.

— Да, дороги наши оказались разными. Маг решил с помощью меня, шамана, расправиться с тобой. Но я любил тебя как своего родного сына, и вопреки уговору, не позволил злым силам уничтожить тебя. В тот раз всё обошлось, моя тайная защита не раз ломала копья зла, но…берегись! Власть злого рока нависает над тобой как черный плащ Мага. Тебе стоит поостеречься, мой мальчик. Моя защита ослабла, а Маг ещё силён! За многие годы он только сейчас пробрёл способность раздавить тебя, уничтожить как муху. Он был неплохим учеником в вопросах магии, но он забыл те правила, в которых тайные познания сущности человека есть суть огромной важности, творить не зло, а добро!

Наверное, Маг заигрался в большую ненависть к тебе, мой мальчик. Иначе он бы знал, что ненависть только разжигает огонь войны, а ненависть ведёт к печальным последствиям. От этой ненависти вы зависели друг от друга, она росла и множилась с годами, и поэтому связь между вами сохранялась, даже если кто-то из вас умирал. Эта ненависть не давала никому покоя, из поколения в поколение вы переносили её как личный флаг. Окровавленный, потрепанный временем, но такой родной вам. Неужели, никто из вас не хотел бросить вызов этой глупой ненависти, и выбросить противнику новый, белый флаг примирения? Хотя к чему я это говорю, примирение между вашими племенами состоялось уже в 1 тысячелетии до н. э. Народы перемешались, как того и требовала жизнь, а вы, два названных брата продолжали ненавидеть и воевать друг с другом. Вы умирали и возрождались, но никогда не было вам покоя. Как странно, мой ученик должен был превзойти Учителя, но я понимал, что зло нельзя отпускать далеко от себя, как нельзя пускать всё на самотёк в этой жизни… Я понимал, что если ты проиграешь, то ты умрёшь…

— Ты будешь рад этому, Ойхо? Конец жизни, тоже какой-то результат. Ты устал…

— Нет! Если что случится с тобой, я приму это как неизбежное, и буду оплакивать тебя в моих молитвах, потому-что Боги знают, как ты мне дорог…Но всему есть своя причина, раз за разом, из века в век, повторять свой путь…

Старик замолчал, склонив голову на свой корявый посох. Едва ли он плакал. Разве осталась хоть капля влаги в воспалённых слезящихся глазах этого лесного колдуна, шамана, или волшебника — ведуна? Нет, его слёзы давно иссякли, а руки, сухие и немощные совсем ослабли. О, этими руками он мог творить что угодно, и даже совсем нелицеприятные дела. Ему давно пора умирать, но он не может этого сделать! Что говорить, он колдун, шаман, ведун…

Но время совсем остановило свой бег. Случайно или преднамеренно? Видимо, что-бы выслушать исповедь колдуна, или шамана, чьи слова слушали все, и даже вожди…