Татьяна Каменская - Эртэ

— Я не могу больше! Не могу! — взмолился, наконец, Маг. — Дайте мне спокойно умереть.

— Осталось последнее испытание, и ты заслужишь прощение! — заявило нечто с противным смешком. — И ты станешь Великим, вполне заслуженно. Ты готов? Отвечай, ты готов?

— Да! — измученно прошептал Маг. — Я…я готов-в-в…

Он готов был на всё, но не ради величия. Он уже ничего не понимал, его мозг, затуманенный болью, притуплённый странным безразличием к самому себе, уже не сопротивлялся. А кому сопротивляться? Самому себе? Своим мыслям? Или своему покровителю, который даст ему, наконец, власть…

— И самое последнее! Иди! Ты найдёшь их и сделаешь это, ради меня и себя! Именно ты, мой милый, покладистый друг!

Какой отвратительно-вкрадчивый смех у Вилона, у этого странного божества, у этого нечто, которого все боятся. И как много недосказанного слышится в его приказе, найти их…

— Иди и сделай это!

Что? Если сам Маг не знает тайного смысла этих слов, то о чем можно говорить. Остаётся идти, тем более, что цель видна невооруженным глазом. Надо не думать о своём…не думать!

Вилон постарался. Принёс его прямо к тому месту, где расположились уставшие всадники. Не хочется нарушать мирную идиллию, но нужно. Вилон не любит праздных слов и остановок, потому-что он всесилен…

— Сейчас ты пойдёшь к ним, прямо к тому месту, где они остановились. Они должны умереть! Вилон пришёл за своей жертвой. На этот раз я буду руководить тобой, Потому-что я не собираюсь отказываться от того, что принадлежит мне…

Маг, который от усталости едва переставлял ноги, и почти не соображал, что делал, поднялся с земли и медленно пошёл вперёд, туда, где горел костёр, а возле него сидели мужчина с женщиной, и мальчик с девчонкой, которых Маг когда-то собственноручно мог отправить в подземелье умирать голодной мучительной смертью. Но что-то тогда остановило его. Кажется, это была жалость, будь она неладна. А может быть, жадность? Кажется, тогда девчонка наплакала целую гору настоящих алмазов… А мальчишка…С мальчишкой всё было куда сложнее. Он напомнил ему странно знакомую, и такую знакомую картину; лес, речка, мужчина держит мальчика за руку, они идут по кромке берега и теплая вода приятно омывает им ноги… Что за чушь выдавал ему мозг? Полный бред. Какой мальчик? Какой лес и речка? У него никогда не было ни младшего брата, а тем более сына, что-бы вот так, идти и чему-то весело и просто смеяться…

— Теперь, ты наверстаешь упущенное! Ты расправишься с ними, и с теми, кто тобой пренебрёг в этой жизни. Вспомни старые обиды, развороши их, раздуй из них костёр, что-бы обида стала безмерной, огромной, безраздельно захватившей тебя. А потом пойди и сделай то, о чем ты просто подумал… — шепчет вкрадчивый голос Магу на ухо.

А может, этих провоцирующих обиду слов, и не было вовсе? Быть может это всего лишь ветер, который гудит о чем-то за спиной. Гудит нудно и тревожно.

— Вж-ж-жик и нет их! Никого! Наж-ж-жми на эту пруж-ж-жинку… И муж-ж-жчины нет, ж-ж-женщины тоже нет…

— А дети?

— И дети умрут… А зачем они нам? Мы создадим новых недочеловеков…И ты будешь ими править в новом тысячелетии…

— Я пошел!

— Ни пуха, ни пера! Надеюсь, ты сделаешь всё правильно…

— К чёрту! Ну, я пошёл…

Как тяжело идти, когда у тебя за душой сплошная чернота, в которой спрятан опасный груз. Стоит лишь нажать пружинку и вж-ж-жик, никого нет и ничего… Нет детства, нет юности, нет ничего… никаких воспоминаний…В голове лишь гудит ветер…

— Маггутик! Милый, ты вернулся? А я так ждала тебя, любимый мой…

Что это? Ветер? Не похоже! Маггутик! Так его звала когда-то его мать, и та, которая научила его любить… Как она посмела опять явиться? Как она может опять подвергать его опасности поддаться соблазну. Соблазну жить и любить! Она выбрала удачное время, когда он разбит, раздавлен, замучен, зажат в тиски…И когда можно поддаться этой проклятой слабости? Той, что зовется Любовью! Любовь- это и есть жалость! Не-е-е-ет!

Он не должен, не должен оборачиваться на этот голос… Он не должен давать повод сделать себя слабым и беспомощным, подверженным эмоциям обычного человека. Он необычный. Он особый! Другой! Не такой, как все. Ну и что, что сердце у него, оказывается, болит, и ёкает от страха, или млеет от любви? К кому? Что из того, что он, оказывается, сентиментален и раним…Что из того? Но он не хочет быть таким. Он другой! Он сделан из особого теста, из другого материала, и не потерпит, что-бы кто-то встал у него на пути. Он поклоняется одному божеству, и это божество его защитит…

— Приди, о приди мой Вилон! — завопил Маг, бросаясь вперёд, к тем, кто расположился под высоким зелёным деревом, в виде размытого темного облака, нависшего над путниками.

Маг видел, как путники подняли головы и посмотрели внимательно в его сторону. Мужчина, исподлобья, чуть нахмурившись, женщина спокойно и иронично, слегка откинув со лба светлые волосы, девочка, испуганно прижалась к мальчику, который обнял её за плечи и нежно погладил её по пушистой голове. А потом мальчик привстал и с интересом посмотрел в сторону сбегающего с пригорка мужчины. Он смотрел на Мага и улыбался ему простой, простодушной улыбкой как старому, хорошему знакомому, или… родному человеку! А потом он двинулся навстречу Магу, совсем не ожидая, что этот взрослый человек в данную минуту предаёт его. Мальчик не знал, что в эту секунду рука мужчины уже нащупает маленькую пружину и нажмёт на неё…

Словно во сне, доктор видел, как огромное дерево, вырванное из земли, кружится в воздухе, и падает вниз медленно-медленно, закрывая от него картинку экрана. Оно как будто не хочет, что-бы он видел как на землю упадут странно-знакомые вещи: детское разорванное платьице, девичий лакированный башмачок, веночек из пожухлых обгорелых трав, оплавленный огнём капроновый бант, что кружится и кружится в воздухе, временами напоминая маленький розовый пропеллер, от детского игрушечного вертолёта…

— Ну вот и всё! Всё…всё! — мелькает в пустой голове размытая мысль, раздробленная на куски, как розовый антрекот.

Но она вполне реальна, эта мысль. Она медленно выползает из разбитого, залитого кровью маленького черепа и торопливо ползёт по тонкой пожухлой травинке. Эта мысль безобразна и отвратительна. Она похожа на уродливую гусеницу, или всё тот-же мясной антрекот.

— Вот и всё! Всё…всё…всё… — бьёт молоточком сердце свои последние удары. Удары, из которых уходит сила жизни.

— Куда же ты, жизнь? Не уходи, постой… Ушла!

А вот теперь всё! Где же ты тот юный красавец, или та вечная красавица, что отведут меня прямо в вечный рай, минуя чистилище, в котором я уже, наверное, побывал. Где же ты, моя заблудившаяся странница в белом длинном саване с острой косой в руках… Говорят по секрету, иногда ты ленишься собирать души, или решаешь позволить себе заблудиться…. а может, просто устать от своей нелёгкой работы… Как бы то ни было, прошу тебя, заблудись в этот раз… Хорошо?!